Страдание

— Больно, господи, как же больно!

— Арес! Не надо…

Он притянул меня ближе за наши сомкнутые руки, и я смотрела сверху на его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, словно держа его голову на коленях. Его рука едва не раздавливала мою.

— Когда перекинусь, я уже не буду собой. Понимаешь? Я не буду… собой. Он… мной завладеет. Он будет меня… контролировать.

— Черт, — прошептала я, но должно быть на моем лице отразилось понимание, потому что какое-то напряжение оставило его. Он верил, что я обо всем позабочусь. А я лишь надеялась, что мне это удастся.

— Он имеет в виду именно то, что мне показалось? — спросил Лоуренс.

— Приземляемся сейчас же, — скомандовала я.

Лоуренс покачал головой:

— Мы не можем.

— Надо вытащить Арэса отсюда до того, как он перекинется.

Он постучал в микрофон и спросил:

— Нам есть где приземлиться прямо сейчас?

Голос пилота раздался в наушниках:

— Ответ отрицательный.

Арэс снова забился в конвульсиях, от хлынувшей из его тела энергии все волоски на моем теле встали дыбом. Он зарычал и звук вышел достаточно громким, чтобы даже Лоуренс услышал его, несмотря на весь шум. Он глянул на меня округлившимися глазами и вернулся к микрофону:

— У нас проблема и нам как можно скорее необходимо приземлиться.

Второй пилот повернулся к нам и спросил:

— Что тут за чертовщина творится?

— Оборотень, — просто ответил Лоуренс.

— Приземлиться было бы неплохо, — крикнула я.

— Отрицательный, повторяю — ответ отрицательный, нам негде безопасно приземлиться, — ответил пилот.

Я включила свой микрофон:

— Оборотень вот-вот перекинется, нам нужно вытащить его отсюда до этого.

— Нас заверили, что оборотень себя контролирует, иначе мы бы ни за что не пустили его на свою птичку, — сказал второй пилот.

— В обычных условия он контролирует. Но поверьте мне, вы не захотите, чтобы он был здесь, когда перекинется.

— Нам негде будет приземлиться по крайней мере еще минут десять. Он сможет столько продержаться?

— Арэс, — позвала я.

Он посмотрел на меня своими глазами гиены. Его тело содрогалось в конвульсиях и я уже почти сдалась. Он мне руку раздавит, если не остановится.

— Арэс, ты меня слышишь?

— Да. — Но голос его был на грани рычания.

— Десять минут, продержись еще десять минут и они приземляться.

— Не думаю… я не уверен.

— Держись, мы вытащим тебя отсюда, но ты должен держаться.

Его снова скрутило и мне пришлось вырвать у него свою руку, или он бы ее мне сломал.

— Прости, — прохрипел он и снова закричал, но крик его закончился невнятным воем.

Лоуренс отпрянул, но для отступления у него было только его маленькое сиденье. Пилот посмотрел мимо нас, но из-за шума сказал в микрофон:

— Что это еще за чертовщина??

— Нам нужно приземлиться, — ответила я.

— У нас не будет ни единого места для посадки еще семь минут.

— Анита! — закричал Арэс.

Я слегка отодвинулась, чтобы ему легче было меня видеть, но руку подержаться не предложила.

— Я здесь.

— Пристрели меня.

— Что?

— Пристрели меня до того, как я перекинусь. — Он скорчился на носилках и снова заорал от боли, а потом прорычал: — Здесь вам негде укрыться.

— Семь минут, еще только семь минут, держись.

Он заорал, и из его горла исторгнулся невнятный вопль.

— Я нападу на вас. Я уже не буду собой… я чувствую это. О боже! Господи! Пристрели меня! — Он глянул дикими глазами на Лоуренса, обращаясь к нему: — Пристрели меня!

Лоуренс покачал головой:

— Я здесь, чтобы спасти твой зад, а не убить.

— Анита!

— Я здесь, Арэс.

— Не дай ему… использоваться меня… так… — И он просто стал кричать снова и снова, так быстро, как только успевал набрать в легкие воздуха. Его тело начало дергаться и извиваться. Я могла видеть под его кожей движение мускулов и связок так, как они никогда не должны были двигаться. Он боролся со своей переменой, а значит, она будет происходить медленнее и гораздо, гораздо, гораздо болезненней. Он пытался выиграть нам время.

— Это всегда так больно? — спросил Лоуренс.

Я покачала головой:

— Он сопротивляется.

— Чтобы дать нам время, — понял он.

Я кивнула.

— Можете отодвинуть другого пострадавшего подальше от него?

— Куда? — спросил он.

Он прав. Свободного места не было. Трэверс был пристегнут к носилкам над Арэсом, а третий раненый, имя которого я так и не знала, находился посередине салона. Черт, черт, черт!!!

Крики сменились на те невнятные, хохочущие звуки, от которых по коже побежали мурашки. Потек мех, стали смещаться кости, словно чья-то гигантская рука ломала человеческое тело и перестраивала его, раздирая на части. Я никогда не видела, чтобы кто-то так перекидывался, как будто части тела разрывались и соединялись снова. И с Арэса теперь текла на только прозрачная жидкость. Из его тела хлынула кровь, забрызгав весь салон вертолета, а Арэс все еще пытался бороться. Столько крови при перемене бывает только если оборотень сопротивляется перемене. Часть попала на лежащего на полу вертолета мужчину и я, было, заволновалась, как бы кровь ликантропа не занеслась в его открытые раны, но потом нам стало не до этого.