Читаем Страда и праздник. Повесть о Вадиме Подбельском полностью

«Левые» несколько раз покидали заседания, грозили полным разрывом, но возвращались вновь, чтобы продолжить дебаты. И это в то время, когда касса союза и все его дела находились еще у сидевшего в зале Кинга, когда было достаточно нескольких голосов, чтобы съезд выразил свое несогласие с декретом СНК и тем самым открыто противопоставил себя правительству.

Ревцекапотель заседал ночами. Предлагали разогнать съезд, но Подбельский удерживал: подождите. А сам нервничал, было неприятно за свою самонадеянность, за то, что так уверенно обнадежил Ленина, будто декрет СНК непременно одобрят все без исключения служащие.

И еще не давало покоя хорошо помнившееся: разговор с Прошьяном там, в тишине кабинета на Большой Дмитровке. Ведь Прошьян сам особо подчеркивал непригодность синдикалистских принципов, опасность их для Советской власти. И декрет об управлении ведомством начали разрабатывать еще при нем…

Однажды, после особенно рьяных выступлений левых, Подбельский попросил слова — в порядке реплики, что ли. И сказал, будто думая вслух, делясь сокровенным:

— Заявления левых эсеров, которые мы слышим, так ошеломили меня, что явилась мысль: может быть, мы, коммунисты, ошибаемся в управлении ведомством?

Он сделал паузу, чувствуя, как сразу притих зал. Оглянулся на президиум, поймал изумленный взгляд Халепского и, словно отвечая на это удивление и на тишину, продолжил:

— Вы знаете, я новичок в ведомстве, но меня утешает то обстоятельство, что первый урок я получил от своего предместника товарища Прошьяна. Он три месяца до меня был наркомом, и вынес опыт, и сказал мне, что власть по управлению почтово-телеграфным ведомством должна принадлежать не комитетам, а Советам… Товарищ Прошьян, вы знаете, имеет некоторое отношение к партии левых эсеров, и вот я думаю: может, с тех пор как левые эсеры ушли от власти, принцип Советской власти им уже не дорог?

Он умолк, чуть заметно усмехнулся и посмотрел на Халепского. На лице у того уже не было изумления, его сменил восторг, и он-то, Халепский, первый грянул в ладоши. Зал мощно откликнулся, Подбельский видел, что аплодирует куда больше делегатов, чем обычно отзывалось на выступления большевиков, и, усаживаясь на место, шепнул Кадлубовскому:

— Все-таки мы их доломаем.

Сопротивление «левых» и синдикалистов день ото дня действительно слабело, убеждения с трибуны не проходили даром, все больше беспартийных поддерживало большевистскую фракцию, но вырвавшаяся в иронической реплике мысль не оставляла Подбельского: с партией левых эсеров что-то происходит, дело, видно, не только в отношении к Брестскому миру, к немцам; партия эта зреет для разрыва с коммунистами и еще покажет зубки. А Прошьян, что ж, он сам говорил, что охотно шел в правительстве за Лениным, и ему теперь, наверное, приходится выбирать, оценивать, сколь дороги собственные, выношенные в борьбе принципы…

То, что съезд в конце концов оказался на платформе Советской власти, показало голосование о том, как его именовать. Приняли название «Первый всероссийский пролетарский почтово-телеграфный съезд». Первый, хотя и был уже первый, и второй, при Временном правительстве. Не третий, а первый, и это означало, что со всем старым в профсоюзе покончено. Новую линию подтвердил и состав нового ЦИК союза: большинство в нем составляли коммунисты, а представители от партии левых эсеров, от анархо-синдикалистов и максималистов заявили о солидарности с новыми принципами управления ведомством. Ревцекапотель сложил свои полномочия.

Кадлубовский, ставший членом ЦИК, крепко пожал руку Подбельскому.

— Теперь слово за вами, товарищ парком! Мы вас безоговорочно поддерживаем, посмотрим, насколько вы поддержите нас.

Подбельский лукаво усмехнулся.

— Так ведь чего же смотреть? Разве вы не догадываетесь, что администрации выгодно работать в контакте с союзом? — И когда утих дружный ответный смех стоящих вокруг вновь избранных циковцев, прибавил уже вполне серьезно: — Трудно нам будет. Но давайте гордиться, что на нашу долю выпала такая честь — быть первыми в новом поколении российской почты…

<p><emphasis>ЧАСТЬ II</emphasis></p><p><emphasis>РУКА С МЕЧОМ, РАЗРУБАЮЩАЯ ЦЕПЬ</emphasis></p>

Мы должны взять у современной науки все самое ценное, все самое лучшее. Мы должны поставить почту, телеграф и телефон на самую совершенную высоту технической организации.

В. Н. Подбельский
<p><emphasis>Глава шестая</emphasis></p><p><emphasis>1</emphasis></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии