Читаем Страда и праздник. Повесть о Вадиме Подбельском полностью

Решил: автомобиля не ждать, взять лошадь. Распоряжения по телефону старался отдавать точно и сдержанно, объяснил, что подробные инструкции монтеры получат на месте, сейчас главное — выделить людей, приступить к работе. Торопливо оделся, спустился во двор. Кучеру велел ехать по Милютинскому в сторону Мясницкой — прежде Загородной стоило заглянуть поближе, на Центральную, узнать, как обеспечен Кремль номерами.

Экипаж неровно раскачивался на булыжнике, колеса то и дело попадали в лужи, а потом пришлось выехать на тротуар, в объезд плохо разобранных укреплений — тех еще, октябрьских, возле телефонной станции.

Комиссар станции Пупко устроил себе кабинет на втором этаже, и Подбельский направился прямо туда, но в комнате было пусто, сказали, что комиссар во дворе. Путь лежал обходным коридором, гулкой и пустынной лестницей, но еще на ступенях он услышал громкий голос Пупко: «P-раз, еще р-а-аз! Осторожней, осторожней!»

В темном провале настежь растворенных дверей были видны полки́, запряженные ломовой лошадью, и люди, что-то взгромождавшие по наклонным доскам — похоже, пианино. Подойдя вплотную к дверям, Подбельский понял, что грузят телефонный коммутатор. Другой такой же, с полированными деревянными боками, уже высился на телеге, возчик в длинном фартуке привычно укутывал его рогожей.

Пупко заметил нежданного гостя, но не подошел, пока погрузку не закончили, и еще потянул несколько минут, отдавая распоряжения своим людям.

— Это куда же? — спросил Подбельский и показал рукой на коммутаторы. Один, который только что погрузили, выглядел в косых лучах солнца весьма эффектно — черный эбонитовый щит, истыканный отверстиями с медными ободками, матово лоснился, медь и дерево блестели, не хватало только высокого стула и барышни, втыкающей провод переключений с одновременным ласковым: «Соединяю!»

Пупко ответил сдержанно, как само собой разумеющееся:

— В Кремль.

Подбельский рассмеялся.

— Получили приказ от Бонч-Бруевича? И прямо с точным указанием, что требуется?

— Ну, получил. А что тут смешного? — Пупко отчего-то обиделся. — Ко мне уже три дня назад один человек приходил, отрекомендовался комендантом Кремля, и мы все обсудили. А записка управделами Совнаркома… — он полез в боковой карман пиджака и вытянул сложенный вчетверо листок. — Записка — вот она… Они же не сказали, когда переезжают, я бы мог и пораньше!

Подбельский взял записку, развернул. Бумага была та же, что и присланная ему, — листок вырван из офицерской полевой книжки. И тот же почерк: «По получении сего немедленно приступить…»

— Я, знаете, почему рассмеялся? — сказал Подбельский, возвращая записку. — Опередил меня Бонч-Бруевич. Я заехал к вам распорядиться, помочь, если что, а тут уже все на мази. Я вот подумал, надо бы нам повсюду такой стиль утвердить. Правда?

— Не знаю. Как кому, — не согласился Пупко. — У меня дело идет без всяких новых стилей. Я вот, честно сказать, уже побывал в Кремле. Ну после того, как приходил комендант. Там столбы новые надо ставить, а грязь непролазная. Как еще вот это дотащу, — он показал на коммутаторы, теперь уже, пока они разговаривали, закрытые рогожами, готовые к отправке. — Лужи там, как море, в Кремле, хламу всякого — прорва. Ни пройти ни проехать.

— А какой емкости сеть наметили? Обслуживать есть кому?

— Начнем с большого коммутатора на первом этаже, там удобно разместиться. И еще, конечно, нужен коммутатор рядом с кабинетом Председателя Совнаркома… А телефонистов управделами привез своих, питерских. Как будто в Москве не найти!

— Ну, тут проверенные люди нужны. Так-то лучше на первых порах.

— Ладно! — Пупко махнул рукой, как бы отмечая, что телефонисты его не волнуют, сказал тихо, словно по секрету: — Я, Вадим Николаевич, одну штучку присмотрел в Бельгийском обществе. Представляете: вертушка, автоматическая станция! Набор с телефонов дисками, по цифрам, полная конспирация разговоров. Реквизнем для Кремля, а? Единственная, между прочим, в Москве.

Подбельский ответил не сразу. Ему была не по душе страсть реквизировать имущество без разбору, уже охватившая многих, вечная путаница оттого, что часто брали без надобности, потом бросали, портили и все это без учета, без описей, без ответственных лиц.

— Сначала давайте управимся с тем, что имеется, — сказал он, слегка хмурясь. — Напомните мне, посмотрим.

Ломовики тронулись. Пупко схватил с какого-то ящика свое пальто, натянул один рукав и кинулся за телегами, крича, чтобы были поаккуратней на поворотах. Подбельский пошел следом, к своему экипажу.

На Загородной станции тоже шла погрузка. Здесь, правда, имелся грузовик, в него сносили мотки провода, изоляторы, «кошки» для лазания по столбам. Подбельскому понравилось, что собираются как бы в дальнюю дорогу, с большим припасом и, значит, начнут работу сразу, доставляя потом необходимое.

Когда погрузка закончилась, к нему подошел Бушков — разгоряченный, тер платком то лоб, то внутренний обод форменной фуражки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии