Стожары

Девяткин бултыхнулся в речку, и жжение вскоре утихло. Но он еще долго сидел в воде и на чем свет ругал Федю и Саньку, которые не иначе как сговорились против него.

К полудню громоздкая, неуклюжая туча, подернутая фиолетовой дымкой, повисла над Стожарами.

Резкий порыв ветра пригнул траву к земле, покрыл реку частой рябью, взвихрил сено на верхушке стога.

Сверкнула белая молния, с высоты с сухим треском ударил раскат грома, словно где разорвали огромный кусок коленкора, и тяжелые косые струи дождя, как стрелы, пронзили реку.

Река закипела, забулькала, на ней заплясали фонтанчики воды.

— Тревога! — закричал Федя и бросился к участку.

Мальчишки побежали следом. Дождь, тяжеловесный и плотный, захватывал дыхание, слепил глаза.

От околицы, во главе с Машей и Зиной, мчалась группа девочек. На пригорке Маша поскользнулась и, как по льду, прокатилась по скользкой, грязной дорожке.

Все ворвались на участок. Посевы вздрагивали, клонились к земле.

— Побьет «коншаковку», побьет! — закричала Маша, бегая по участку, и вдруг яростно погрозила грозовой туче маленьким кулаком: — Погоди же ты, черная, погоди, лохматая!..

— По ней бы из орудия прямой наводкой, как вот по фашистам, или из «катюши», — мрачно сказал Санька, — враз бы разнесло. Но чем помочь посевам сейчас — никто не знал. И тут Федя вспомнил, как спасают от ливня рассаду в парниках.

— Ломай шалаш! Закрывай посевы! — закричал он.

Через минуту от шалаша не осталось и следа. Мальчишки, словно щиты подняв над головой кто лист железа, кто кусок фанеры, кто дощатую дверцу, прикрыли клетку с «коншаковкой». Но щитов все же было мало. Санька с тревогой озирался по сторонам.

За изгородью на пригорке, прибитые ливнем к траве, лежали длинные дорожки холстов. Под кустом сидела бабка Манефа, как видно не успевшая собрать их до дождя.

Санька быстро перелез через изгородь.

В этот миг молния, похожая на огненный крест, разорвала небо, и над головой так загремело, что бабка Манефа в ужасе закрылась платком. А когда выглянула, то увидела, что холсты, как живые, ползут по земле вслед за каким-то босоногим мальчишкой. Манефа с криком кинулась вдогонку. Но тут путь ей преградила изгородь. Пока старуха искала входную дверцу, бежала через участок, мальчишки уже успели натянуть холсты над клеткой с пшеницей.

Манефа схватила хворостину и принялась охаживать их по спинам.

— Бабушка, мы ж на минутку всего! — обхватила ее сзади Маша. — Ничего им не сделается, твоим холстам.

Ливень сменился градом.

С деревьев посыпались сбитые листья, дорожки точно присыпало солью.

Бабка Манефа вдруг схватилась за голову, ахнула и полезла под натянутые холстины.

Град гулко барабанил по листам фанеры и железа, оттягивал вниз холсты, сек ребят по рукам и головам, скатывался за вороты рубах.

То и дело слышались восклицания:

— Ой, мамочки! Мне по уху ударило!

— Бронебойными садит!

— Бабка Манефа, ау! Жива еще?

— Гвардия, стоять насмерть!

— Мне три шишки на лбу набило!

— Скоро ли он кончится, проклятый!

— Девчонки, — приказал Федя, — уходите! Все уходите! В укрытие!

— Сами уходите! — ответила Маша и вскрикнула: крупная градина пребольно щелкнула ее по затылку.

Степа вдруг побежал по участку, сорвал с чучел соломенные шляпы и надел их девчонкам на головы.

На участке показались Андрей Иваныч, закутанный в плащ-палатку, и дед Захар в шапке и полушубке.

— Вот это орлы! — закричал Захар. — С градом схватились!

Но учитель при виде столь необычного единоборства только улыбнулся и принялся помогать ребятам держать холсты.

Вскоре град отодвинулся в сторону, пошумел еще немного в перелеске и наконец совсем затих.

Все оглянулись по сторонам. Посевы на участке кое-где были прибиты к земле, только «коншаковка» стояла прямая и невредимая.

Захар растроганно посмотрел на ребят:

— Я вам… я вам не знаю что за это… подарок сделаю… медом угощу…,

— Бедовый народ! — вздохнула бабка Манефа. — Холсты у меня утащили.

— Мы ж для дела, бабушка! — сказала Маша.

— Я разве жалуюсь! Народ, говорю, вы бедовый. Вон шишки-то на головах, как сливы спелые. Да вы подорожник прикладывайте, подорожник… А то еще медный пятак хорошо помогает.

— А теперь, битые, сеченые, марш по домам! — сказал учитель. — Обсушиться, переодеться… Бой, так сказать, закончен.

— А у нас без потерь, Андрей Иваныч, — заметил Федя.

— Все равно.

Санька с тревогой поглядывал за изгородь в поле:

— Андрей Иваныч, а как там в поле, не знаете?

— Вот идем посмотреть с Захаром Митричем.

— Тогда и я с вами.

Но пойти в поле пожелали почти все ребята.

Они перебрались через разлившийся мутный поток в овражке, поднялись к Старой Пустоши и столкнулись с Катериной.

Катерина шагала впереди колхозниц, босая, без платка, с мокрыми, слипшимися волосами.

— Обошлось, Андрей Иваныч! — увидев учителя, сказала Катерина. — Не задел нас град, стороной прошел. А дождь только на пользу… А у вас, ребята, как?

— И у нас хорошо, тетя Катя! — крикнула Маша.

Глава 37. ЗЕРНО

Хлеба покрывались бронзовым налетом.