Стоунхендж

Рыцарь задумался. Он возвращался из Святой Земли беднее, чем ушел туда. Это он знает, что война была за Гроб Господень, но соседи будут насмехаться над его бедностью. Если вернулся без богатой добычи, то с их замков он выглядит побежденным. Честно говоря, его самого нередко посещала эта мысль. Ведь чем громче заявляешь, что тебя не интересует мнение соседей, тем больше от него зависишь, тем больше прислушиваешься. И если бы вернуться с тугим кошелем, а лучше с двумя, то и спина будет прямее, и взгляд тверже. А злые языки недругов втянет в задницы, где им и надлежит пребывать.

Калика подмигнул.

— Трудная задачка?

— Да почему трудная? — оскорбился Томас. — Рыцари издавна спасали прекрасных дам и отвозили на крупе своего коня их избранникам... а если те не принимали, то родителям.

— И часто не принимали?

Томас пожал плечами.

— Это зависит, сколь дорога длинная. Да где едут: через лес ли, через поле... Эта женщина хоть и не прекрасная дама, но за нее дают выкуп... А выкуп для рыцаря — привычное дело.

Калика поинтересовался:

— А как делишь на прекрасных дам и просто баб? Для меня это такая загадка, что всю жизнь... а она долгая... не разберусь.

— Разве не видно? — удивился Томас.

Калика оглянулся на женщину. Она шла злая, брови сдвинуты так, что только не сыпятся искры. Но спину держала ровно, с силой бороздила болотную воду. В ней чувствовалась жизненная сила и достоинство.

— Нет, — сказал он искренне.

Томас сказал с чувством превосходства и жалости:

— Сэр калика, это ж так очевидно! Даже не нуждается в объяснениях.

Олег покачал головой. Для него нужны были объяснения. Очевидные вещи на проверку нередко оказываются далеко не очевидными. А чувства подводили и более мудрых и осторожных.

— Ладно, — предложил Олег. — Сейчас не решим, жабы мешают. Отложим, на берегу придумаем.

— Похоже, — проговорил Томас задушенно, — мы уже идем по кругу...

Он едва успел закрыть рот от хлынувшей воды. Пока вытирал лицо и отплевывался, в двух шагах из болота высунулся по плечи желтый, как мертвяк, человек. Голова была голая, как колено, уши торчали остро, а круглые глаза смотрели не мигая.

— Допер, — сказал болотный человек удовлетворенно, — да не по первому... Что же мне с вами делать? Сразу утопить аль потешиться сперва?

Рыцарь, стоя по шею, безуспешно пытался достать меч. Олег сказал угрюмо:

— Дурень, мы ж тебе такой подарок тащили... Надо было на берегу выбросить.

Болотник оживился.

— Какой? Где? Что?

— Ковер-самолет. В другие болота к бабам летать будешь.

Болотник смотрел недоверчиво.

— Врешь?

— Пройди по нашему следу. Там спрятали, чтобы никто не спер. Еще и ногами в ил втоптали.

— Ну да, не сопрут, — встревожился болотник, — не знаешь ты наших! Где говоришь?

— Как выйти из болота?

— Да почитай уже вышел. Ты правильно шел, будто тут и родился. То я так, пошутил...

И болотник исчез под водой. Видно было, как мелькнуло желтое, словно под водой размазали молнию. Олег покачал головой.

Туман расступился, они выбрались, цепляясь за осоку, на твердь, а чуть дальше пошла земля совсем сухая. Трава росла сочная, налитая болотной водой. Под ногами Томаса стебли с мокрым хрустом обламывались, вжикала мутная гнилая вода.

Олег отыскал подъем, пошел кустарник, встретились первые корявые деревца. Томас со стоном упал на землю и остался лежать, разбросал руки. Женщина вышла медленно, словно вырастала из воды. Когда она попала в поле зрения Томаса, у того перехватило дыхание.

Мокрое платье плотно облепило фигуру, У нее была крупная, но высокая и очень четко очерченная грудь. Вместо пояса ей сгодился бы браслет Томаса, но в бедрах она была хоть сейчас рожать без труда и мук, а длинные и сильные ноги с умело вылепленными мускулами годились как для долгого и быстрого бега, так и для богопротивных языческих плясок.

— Афродита, — прохрипел он. — Только почему... Неужто море так обмелело?

Она перекинула волосы на грудь, отжала сильными руками. В запястье руки были тонкими, но когда вода брызнула струями, Томас невольно подумал, что такая из ветки дерева выжмет сок с такой же легкостью.

— Э-э... Артемида...

— Заморился? Уже заговариваться начал.

— Нет, — огрызнулся Томас, — с чего бы? Сейчас насмотрюсь на облака и вскачь побегу.

Она кивнула:

— Только почистись. Водяных распугаешь.

Томас сам чувствовал, воняет от него гадостно. С проклятиями воздел себя на колени. Больше сил не было, сбросил шлем, кое-как расстегнул доспехи. Стыдясь своей белой, как у женщины, кожи, разделся почти донага, прополоскал доспехи и одежду. Темная вода сразу замутилась серым, любопытные рыбешки брезгливо прыснули прочь.

Когда он вошел в воду по колени, в зарослях кувшинок нечто дернулось, появилось зеленое пятно, белые цветы заколыхались, будто снизу дергали за стебли. Вынырнула тупая жабья морда, уставилась на Томаса выпуклыми глазами. Томас торопливо стирал одежду, выполаскивал, слыша за спиной шаги женщины. Похоже, она рассматривала его критически, пофыркивала. Он злился, не зная, что ей не так. Спина у него широкая, в буграх мышц, есть и шрамы, которыми мужчины хвастаются.