Сторожевой полк. Княжий суд

Оба вчерашних дружинника затравленно оглядывались по сторонам, ища сочувствия у бывших своих товарищей.

– Судить их надо, князь! – запальчиво крикнул Макар.

Я с ним был согласен. Такие поступки нельзя оставлять без последствий. Ненаказанный проступок или преступление развращают. Глядя на них, и другие могут сбежать. Вот дураки-то! Ну, подошли бы они ко мне, повинились, коли душа ратных тягот не приемлет. Разве держал бы? Хуже нет, если воин ненадежен – такой в бою подвести может.

Вина их была очевидна, и потому свидетели не требовались.

Я строго взглянул на беглецов. Они стояли, потупив глаза.

– За самовольное оставление службы я должен наказать вас. Макар, собирай дружинников у вашей избы. Этих – туда веди. И я сейчас подойду.

Какое выбрать наказание? То, что их следует прогнать – ясно. И другим урок надобно дать, как знать – кто еще в бега податься может? А без дисциплины в дружине никак нельзя. Ладно, послушаю, что их товарищи бывшие скажут.

Я подошел к избе. Здесь уже толпились ратники, ожидавшие моего решения, – макаровские и десятка Федора.

Десятники построили ратников. Боже! Какие же они разные! Дружинники Федора стояли подтянутые, строгие, макаровцы же были под стать начальнику-франту.

Перед воинами стояли, понуро опустив головы, беглецы.

Я подозвал Федора и Макара. Они подошли и встали рядом со мной. Я поднял руку:

– Предупреждаю всех! Ратная служба непроста, спору нет. Мне дружина нужна, а не ватажка. – Повернулся к беглым: – Я взял вас на службу, доверив охранять жизни людей, которые вас во всем содержат, чтобы нужды ни в чем не знали. А вы еще и в деле серьезном не были, а уже подвели своего командира. Что ж вы так, соколики?

– Да мы…

– Вот даже слова честного смелости нет молвить! – Я посмотрел на макаровских боевых холопов: – Есть еще желающие от службы отстать? Говорите прямо – держать не стану!

«Нет, барин! За тобой быть хотим!» – раздались недружные голоса.

– А что полагается тем, кто бросил товарищей своих тайно, честь всей дружины поправ?

– Кабы в бою то было – живота лишать надобно! – крикнул Федька. – А так – задать им каши березовой, чтобы помнилось дольше! И пусть изыдут!

– Ну что же – так справедливо будет. А потому одежду снять – другим пригодится. Каждому по двадцать плетей, и в исподнем из имения выгнать.

Приказание исполнили ревностно.

Сорвали с незадачливых воинов одежду, но аккуратно, не порвав. Каждого привязали к дереву, и ратники из макаровской дружины «поработали» плетьми над спинами беглецов. Спины их покрылись вспухшими багровыми полосами.

Федор, наблюдавший за поркой со своим десятком, ухмыльнулся.

– Набрал Макар всякую шваль да пьянь. Это цветочки пока, скоро ягодки пойдут, – тихо процедил он.

– Федор, угомонись. Они твои боевые товарищи. Тебе рядом с ними в бой идти, – заметил я вполголоса.

– Не приведи бог, князь! Разбегутся же, как первый выстрел услышат!

– Типун тебе на язык, – пытался урезонить я горячего десятника, однако же некоторая тревога в душе и сомнения в надежности макаровских дружинников остались. Еще и трудностей-то настоящих новобранцы его не видели, а уже двое дезертиров появилось.

Наказанных отвязали от деревьев.

– Пошли отсель! – Макар топнул ногой. Конечно, произошедшее бросало на него тень: не усмотрел, набрал ненадежных.

С утра Макар взялся за обучение своего воинства с еще большим рвением.

Я же подозвал Андрея:

– Езжай в Коломну, подряди еще плотников. Баню надо ставить, вторую конюшню, воинскую избу. Не успеют рязанцы одни до холодов. И думаю, причал пора на берегу ладить. Дожди зарядят – дорога для подвод непроезжей станет. Как тогда известь да кирпич с камнем для стройки возить? А на ладье еще месяца два вполне можно материалы доставлять.

– О том же думал, княже!

– Тогда езжай.

Андрей вернулся через день с целой артелью плотников, на этот раз – владимирских.

И закипела работа: два дня – и на краю кручи, что к реке шла, появилась баня, еще неделя – и конюшня на двадцать лошадей. Рязанцы, видя, что конкуренты наступают на пятки, тоже темп работы подняли. Избы росли как на дрожжах. Забор бы еще бревенчатый вокруг усадьбы поставить, да рановато пока – не знаю, где постройки вокруг имения будут стоять.

В баньке печник печь-каменку соорудил, и через несколько дней мы устроили первую помывку. Выходили из мыльни чистые и довольные.

У меня в деревне, хотя я специально к этому и не стремился, образовалось две улицы. Прежняя улица – со старыми избами и хозяйственными постройками, что были до меня. Вторая улица выросла при мне. На ней по левую руку – жилые избы и воинская изба, справа – две конюшни: одна каменная, уже готовая, и вторая – большая, только приподнявшаяся на три бревна от земли, а еще и банька в этом же ряду. Выше по холму – мой строящийся каменный дом.