Его стошнило. Рвало недолго – поутру не брал в рот ничего, кроме кумыса.
Под шлемом копошилось что-то перевитое, красно-синее, как вывернутые наружу кишки. Петушиные лапы торчали из опавших рукавов.
Сплюнув горькую слюну и проморгав выбитые рвотой слезы, Джарир глянул кругом – и снова с трудом сглотнул. В сдувшихся, опавших, ставших в смерти плоскими кольчугах и кожаных панцирях лежали серо-зеленые ящеры – в рост человека. Хотя нет, вон у того, слева, сапоги нормально торчат – значит, только башка ящериная, а ноги – ноги человеческие?.. Кто это?!..
И где все?!
Над мертвым полем тихо сеялась пыль.
Смех он услышал сразу, просто сначала не понял, не осознал, что это. Откуда здесь взяться смеющейся женщине?..
Копье в ее руке сверкало собственным, не отраженным блеском. На острых изогнутых рогах короны тоже полыхало золото. Она вся была золотая, нестерпимо яркая. Огромная. Копье утыкалось прямо в солнце в зените.
Золотая обнаженная женщина ехала на гигантском, в человеческий рост, льве.
И смеялась.
Смеялась.
Лев мягко ступал по трупам, а женщина встряхивала золотыми волосами и хохотала – скаля острые, длинные, треугольные, как у акулы, зубы.
Наконечник копья нестерпимо полыхнул, от острейших рогов взялись невозможного блеска искры.
Джарир закричал от ужаса.
И исчез для себя – надолго.
Потом услышал над ухом мерное звяканье бубна и низкий горловой рев.
И открыл глаза.
Оказалось, он лежал на расстеленной попоне. А над ним стояли и смотрели – с беспокойством. И чесали в затылках.
Старый Даваци-шаман пожевал морщинистыми губами над провалившимся, беззубым ртом и сказал:
– Долго ты в нижнем мире ходил, хан. Однако так заблудиться можно…
И, кряхтя, передал бубен ученику. Потом медленно-медленно привесил обратно к поясу лошадиное копыто – в нижнем мире не надо оставлять собственные следы.
– Видел ее? – тихо спросил Джарир шамана. – На льве рогатую?
Тот снова пожевал заросшими седыми волосенками губами. И наконец сказал:
– Да.
А потом подумал и добавил:
– Никому не говори. Повелитель проснется – ему скажешь.
– Да, – согласился Джарир.
– Карматов всех до единого мы порезали, хан, – присел на корточки Толуй.
– Это хорошо, – прикрыл он глаза.
– Однако быстро-быстро уходим, – твердо сказал шаман.
– Да, – согласился Джарир. – Да.