Сегодня день потрясений, не иначе. Никогда прежде Питиво не доводилось видеть ничего подобного. Он даже вообразить ничего подобного себе не мог. Существо из псевдоплоти, и живое, и нет… Оно… Она была прекрасна. Несмотря на шрамы, уродующие искусственно воссозданное тело, несмотря на рубцы, кракелюрной сеткой лежащие на энергетической оболочке, несмотря на кровавый повод, привязывающий к не-мертвому дому, и шлейф сути, тянущийся за порог. Она была прекрасна своим желанием жить. Алым и яростным, как свет, тлеющий в зрачках ее глаз.
— Хладна, — Питиво прищурился, разглядывая создание и осторожно прикоснулся к ее покреженной сути своей, — хладна… анАтрай. Из какой вы семьи, не разберу, Атрай, Феррато, Мартайн, Лодвейн, Халлейн?
— Халлейн, — глубоким хрипловатым голосом отозвалась та, — по крови, и Мартайн по договору. А у Феррато свой клан. Они вышли из анклава Атрай два столетия назад, да и по сути они анАтрай чужие. Всегда были. Пришлые, — вампирша покосилась на инквизитора и, будто в пику ему, добавила, —
— Это закрытая информация, я полагаю? — уточнил Питиво, оглядываясь на Арен-Тана. Тому даже не нужно было отвечать, по мелькнувшей по лицу досаде было видно, хотя светен и преуспел в искусстве владения мимикой.
— Кажется, мы быстро подружимся, хладна, — нарисовал на лице довольную улыбочку лич. — Можете звать меня Пеша.
— Вельта, — присела в книксене не-мертвая вампирша. — Подружимся. Здесь бывает довольно уныло. А заглядывающий светен не любит шуток.
— Вот и познакомились, — буркнул инквизитор. — А теперь будьте так любезны, хладна Мартайн…
— Исчезаю, — клыкасто улыбнулось создание и, поблекнув, исчезла в стене.
Инквизитор выдохнул, протянул вперед ладонь с растопыренными пальцами, резко опустил, собирая их щепотью, потом снова дернул вверх, раскрывая, будто подбросил на ладони что-то маленькое. Стены кухоньки-столовой покрылись сеткой растительного узора с завитками вьюнков, мигнули слепяще-белым. Узор впитался в стену, и Питиво ощутил, как сжалось пространство, будто комната вывалилась из реальности мира куда-то вовне.
— Хм… Двухсиловой? Свет-тень? Трех! Природная магия! На основе стазис-капсулы и стандарт-щита от не-живого, но вместо якоря — потоковый вектор… М-м-м, как вкусно… Прекрасные динамические связи. Да вы мастер, Арен-Тан. Я знаю одну особу, которая закапала бы слюной ваш порог, хоть вполглаза взглянув на подобное, — улыбаясь, проговорил лич, и ему хотелось улыбаться, как раньше.
— Я тоже знаю эту особу. И искренне рад, что она некоторое время была полностью поглощена своими отпрысками, а не разглядыванием механики заклятий. Универсалы-интуиты — стихийное бедствие. Присядем?
Питиво нравилось вести себя как живущий, не являясь им. В этом тоже было искусство. Он, при желании, мог бы даже имитировать процесс еды или питья, но светен знал, что он такое, и мог бы счесть подобное проявление вежливости насмешкой. Поэтому некрарх просто присел. Смотрел, как Арен-Тан устроился напротив и устроил свой саквояж, опутанный такой сеткой защиток, что кончики когтей зудели поковыряться в ней. Наблюдал, как светен налил себе чая в раритетный сервиз — черненое серебрение и алая глазурь. Подождал, пока сделает несколько глотков и только потом поинтересовался:
— К чему такие предосторожности? Набрасывать вуаль подобной мощности для беседы…
— Это весьма конфиденциальная беседа. Почти интимного характера.
— О музыке, — напомнил Питиво.
— В том числе, — дернул губами инквизитор.
— Тогда позвольте вопрос. О хладне Мартайн. Как такое возможно? Старшая кровь не восстает! Это…
— Восстает. Случается. Очень редко. Универсалы-интуиты как стихийное бедствие. Я уже говорил. — Немного раздражения и… гордость? самодовольство? Он явно сейчас подумал о ком-то конкретном. И следом шлейф разочарования. — Такой был способный молодой человек, жаль, его погубили непомерные амбиции и банальнейшая зависть. Тот редкий случай, когда темного сначала нечем прижать, а потом уже поздно.
— Разве есть что-то, чего вы не знаете, светен? Не лично вы, конгрегация.
— Есть. — прищурился Арен-Тан, и Питиво понял, что разговор, наконец, начался. — Например, что в действительности случилось с уникальной тростью с ручкой в виде вороньей головы работы мастера-артефактора Рома.
Если бы магистр Питиво все еще был живым, у него непременно бы что-нибудь екнуло внутри, а так — просто очередное воспоминание, что такое могло произойти. Такое же как и те, предыдущие, о лысом холме рядом с бывшим поселком Навья Гора, а теперь пригородом Нодлута Новигором. О ведане Пеште, его жене и доме, где они жили. И бусине-сфере, снова легшей под руку гладким бочком с едва ощутимой шероховатостью — отверстием для нити.