Сторона Германтов

И в самом деле, не будь это запрещено, как спокойно, как беспечально мне было бы здесь, под защитой безмятежной, бдительной и веселой атмосферы, которую поддерживала тысяча дисциплинированных и не ведающих тревоги воль, тысяча беззаботных умов, в этой многолюдной общине, что зовется казармой, где время принимает форму действия, где унылый колокол, отбивающий время, заменен радостной фанфарой, играющей сигналы, и ее голос — словно звучное воспоминание, рассеянное мелкой пылью, развеянное и застывшее облаком над городскими мостовыми; этот музыкальный голос уверен, что его слушают, ведь он передает не только приказ командира выполнять команду, но и совет мудрости быть счастливыми.

— Ах, так вам больше хочется ночевать здесь, рядом со мной, а не отправляться одному в гостиницу, — со смехом сказал мне Сен-Лу.

— Робер, жестоко с вашей стороны иронизировать, — возразил я, — вы же знаете, что это невозможно и что там мне будет ужасно плохо.

— Что ж, вы мне льстите, — отвечал он, — потому что я как раз догадался, что вам больше захочется остаться сегодня вечером здесь. И сейчас я ходил к капитану именно для того, чтобы спросить у него разрешения.

— И он разрешил? — воскликнул я.

— С легкостью.

— Я его обожаю!

— Ну, это слишком. А теперь дайте-ка я позову денщика и велю ему заняться нашим ужином. — добавил он.

Я отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Несколько раз заходили товарищи Сен-Лу, то один, то другой. Он всем давал от ворот поворот.

— Ну-ка проваливай.

Я просил, чтобы он позволил им остаться.

— Ни в коем случае, они вас уморят скукой: это люди совершенно некультурные, только и умеют говорить, что о скачках, да разве что еще о том, как лошадей чистить. И потом, я не хочу, чтобы они мне испортили драгоценные минуты, о которых я столько мечтал. Поймите, когда я говорю о том, какие ограниченные мои товарищи, я вовсе не имею в виду, что всем военным не хватает ума и кругозора. Ничего подобного. Наш командир — человек замечательный. Он читал курс лекций по военной истории, который построил как систему рассуждений и доказательств, наподобие алгебры. Это даже с эстетической точки зрения прекрасно, тут и индукция, и дедукция, вы бы не остались к этому равнодушны.

— Это тот самый капитан, что разрешил мне остаться здесь?

— Нет, боже упаси, тот, которого вы бог знает за что «обожаете», — дурак неописуемый. В том, что касается солдатского питания, жилья и обмундирования, он незаменим: часами занимается этим с сержантом и закройщиком. Вот его уровень. Кстати, он, как многие другие, глубоко презирает того замечательного офицера, о котором я вам рассказываю. Его все сторонятся, потому что он франкмасон и не ходит к исповеди. Нет, принц де Бородино ни за что не пригласит к себе этого мелкого буржуа. Какая все-таки наглость со стороны человека, чей прадед был скромным арендатором, и сам он, не будь наполеоновских войн, стал бы, по всей видимости, таким же арендатором. Впрочем, он и сам понимает, что в обществе он ни рыба и ни мясо. В Жокей-клуб этот так называемый принц почти не ходит: стесняется, — добавил Робер, который из духа подражания одинаково твердо усвоил и социальные теории своих учителей, и светские предрассудки родных и теперь сам не замечал, как любовь к демократии сочетается в нем с пренебрежением к имперской знати.