Стоп-кран

– Ещё как! Но кусают-то не комары. Кусают комарихи! Оттого и бабье лето, что бабы кусаются.

– Не слушай их, Ким, – зашептал Осип, страстно схватив американку за руку. – Мужики – срущества смелые до тех пор, пока их бабы по домам не загнали.

– Zagnali? – удивилась Ким.

– Да, как беспородных коней, – вставил Костя.

– На колбасу, – подтвердил гитарист группы «Джопасвери» и подмигнул мисс Палмер.

– Самый храбрый я в лесу… – пропел я в рифму, – но боюсь одну глисту…

– Вот! – Осип гордо показал на меня пальцем. – Без баб же никуда. Любовь любовью, но! Надо же род продолжать.

– Rod? – не поняла Ким.

– Да. Детей рожать.

– Потому что, если бы детей вынашивали папы, рождались бы одни богатыри по шесть-девять килограмм, – тут же понесло меня вразнос. – Если бы гиппопотамы вынашивали человеческих детёнышей, то мы бы рождались сразу тучными взрослыми. А если бы киты – то целыми многодетными семьями!

– Где ты накурился от большой ашхабадской папиросы? Я тоже так хочу, – перевозбудился лидер рок-группы «Жопа зверей», известный в тусе фрик, лабух и графоман.

– Да-а! От такой затянешься, и Буль-Буль оглы! – поддержал клавишник и подмигнул мисс Палмер.

– Каннабис – фигня, – мечтательно закатил глаза барабанщик. – Есть и покруче рецептуры. Водка, газированная углекислым газом в совдеповском сифоне, валит с ног чисто пулемёт.

– Те, кто проходил курс студенчества в шестидесятые, не дадут соврать, – подтвердил Осип.

Дог опять громко зевнул. Для этого ему даже не потребовалось снимать увесистую челюсть со стола.

– Не, на фиг, – замотал патлатой башкой фронтмен, он же вокалист и гитарист – тогда уж лучше мухоморчики-корнешончики.

– Чувак у Карлоса Кастанеды поднабрался, – пояснил американке за коллегу басист и добавил для нас с Костей: – А я вот мечтаю изготовить самогонный аппарат.

– Да-да! – подхватил Костя. – Гони на зверобое! И цвет даёт, и вкус.

– И зверей убивает, – резюмировал я. А что ещё мне оставалось?

Захмелевший Нищебродский тем временем пошёл вразнос. Он подхватил американку на руки и полувскружил хрупкую фигурку под обветшалыми сводами имперского чертога. Уткнулся носом и бородой в зону декольте, драпированную чёрным джемпером, так что со стороны это не выглядело бестактностью, и упивался ядерной микстурой русско-американского воздуха, этаким продуктом двух атомных батареек, вечно зацепляющихся однотипной полярностью, и оттого искрящих и в мороз, и на солнце. Взрывоопасный бленд колониальной демократуры с марксизмом-ленинизмом.

– Ким, так комфортно кружить тебя на руках! Сколько ты весишь?

– Hundred ten.27

– Вы слышали? Хандрэд тэн! Золотой американский стандарт! Мисс! Я самый преданный ваш поклонник в этой чумазой стране.

Осип потащил девчонку прочь из комнаты. За ними хлопнула дверь. Потом вторая – дверь ванной. Патлатые дрыщи покорно опустили глаза.

Тем временем на кухне гремел позитивчик. «Могу ли я рассчитывать на вас? – комплексовал запевала, а напарник тут же подхватывал: – Светская девушка из высшего общества». Да, это была та самая песня! «Хай сосайети гёрл» – под это старьё датского дуэта «Лэйд Бэк»28 на советских дискотеках вставали все. Даже самая распоследняя толстая и ленивая жопа отлипала от подоконника. «Хай-хай», – подпевали сиплые глотки, выделывая нехитрые коленца. Если в те моменты выставить вперёд ладони, далеко за танцполом ощущалось электричество молодёжного духа, единение сердечников, качающих типовую волну, точно такую же, как в допотопные времена устремлялась в космос из маковки пирамиды Хеопса. Жизнь была прекрасна и обещала таковой оставаться и впредь. Эх, где мои шестнадцать лет!

Было поздно. Мы уже изрядно топтались в коридоре, освещаемом на этот раз тщедушной лампочкой, когда потный сияющий Нищебродский наконец присоединился к нам, чиркая вверх ширинкой. С придыханием рассказал, какая всё-таки чудесная девочка, эта Ким Палмер. Потом из ванной вышла и она сама: девушка из высшего общества. Раскрасневшаяся, с лёгкой небрежностью в причёске. Набухшие луковицы отчётливо натягивали джемпер. Бюстгальтера на распределительнице гуманитарной помощи больше не было. Она на ходу прятала его в сумочку.

Ошивающийся с нами без дела дог добродушно положил передние лапы на плечи американки. Спина мисс Кимберли Палмер с размаху впечаталась в обшарпанную стену. В разложенном виде собака оказалась на полторы головы выше девушки. Никто из нас не решился учинить насилие над собачьей личностью и спасти гуманитарного работника. Активированная кобелятина упёрлась в вельветовое бедро Ким. Дог слюняво облизал милое ошеломлённое личико и мягко спрыгнул с неё.

– Стережёную дог стережёт! – прокомментировал я.

Ранним утром следующего дня участковый явился сам. Никто его не вызывал. Костя продрал левый глаз, отомкнул парадную дверь и, не вдаваясь в детали вторжения, покорно пропустил в прихожую юного сержанта МВД и усатого лейтенанта минобороны в сопровождении старшего прапорщика того же министерства, обладавшего пропорциями Голиафа.

– Глотян? Вольдемар Иванович?