– Он всегда был добр ко мне, пока я был маленьким, – задумчиво сказал Джонатан. – Он часто играл со мной. Любил меня. Я виделся с ним так же часто, как и с приором Филипом. – Слезы ручьями бежали из его глаз. – Это был мой отец. Мой отец. – Он снова взглянул на Джека. – Почему он бросил меня?
– Они подумали, что ты все равно умрешь. У них не было молока, чтобы кормить тебя. Я знаю, они сами голодали. Им не к кому было обратиться за помощью. Они не знали, что поблизости находится монастырь. Кроме репы, у них не было никакой еды, а от нее ты бы сразу умер.
– Они все-таки любили меня.
Джек видел тот день так ясно, словно все произошло только вчера: затухающий огонь, свежая земля на могиле и крохотное розовое существо, сучащее ручками и ножками под старой, рваной накидкой. Надо же, кто бы мог подумать, что из него вырастет такой длиннющий мужчина, который сейчас горько плакал, сидя на голой земле.
– О да, они любили тебя, – сказал Джек.
– Как же так получилось, что никто никогда не говорил об этом?
– Тому, конечно, было стыдно, – сказал Джек. – Мать моя наверняка знала об этом, да и мы, дети, тоже чувствовали, что произошло. И все же эта тема всегда была запретной. И потом, мы никогда не связывали того ребенка с тобой.
– Но Том должен был знать.
– Да.
– Почему же он не забрал меня к себе?
– Вскоре после того, как мы оказались здесь, моя мать оставила его, – сказал Джек, и грустная улыбка тронула его губы. – Ей трудно было угодить. Точно как Салли. Значит, Тому пришлось бы нанимать кормилицу, чтобы заниматься тобой. Мне кажется, он размышлял так: почему бы не оставить малыша в монастыре, ведь там о нем будет кому позаботиться?
Джонатан кивнул:
– О, старый добрый Джонни Восемь Пенсов. Упокой, Господь, его душу.
– Так Том мог больше времени проводить с тобой. Ты ведь целыми днями носился по монастырскому двору, а он как раз работал там. А если бы он забрал тебя к себе и оставил с няней, вам бы пришлось намного реже видеться. И, я думаю, с годами, пока ты рос монастырским сиротой и, кажется, был по-своему счастлив, Том приходил к мысли, что лучше все оставить как есть. Люди часто отдают своих детей Богу.
– Все это время я стремился узнать правду о моих родителях, – сказал Джонатан. Джек почувствовал, как у него сжалось сердце. – Я изо всех сил старался представить себе, как они выглядят, просил у Бога встречи с ними, спрашивал: любят ли они меня, почему бросили? Теперь я знаю, что мама моя умерла, дав мне жизнь, а отец до конца своих дней был рядом со мной. – Он улыбнулся сквозь слезы. – Я не могу передать тебе, как я счастлив.
Джек сам был готов разрыдаться. Чтобы хоть как-то скрыть свои чувства, он сказал:
– А ты очень похож на Тома.
– Правда? – Джонатан был этим очень доволен.
– Разве ты не помнишь, каким высоким он был?
– Тогда все взрослые были для меня высокими.
– У него были такие же красивые черты, как у тебя. Если ты когда-нибудь задумаешь отпустить бороду, люди наверняка примут тебя за Тома.
– Я помню день, когда он умер, – сказал Джонатан. – Он водил меня по ярмарке, мы смотрели, как травили медведя. Потом я взобрался на стену алтаря, а когда надо было спускаться, очень перепугался. И тогда Том помог мне. Потом он увидел, как приближаются люди Уильяма. И запер меня в монастыре. В тот день я в последний раз видел его живым.
– Я помню, как он снимал тебя с алтаря, – сказал Джек.
– Он хотел уберечь меня от опасности, – задумчиво произнес Джонатан.
– Потом он стал спасать других.
– Он так любил меня.
Джек вдруг сообразил:
– Это ведь может помочь Филипу на суде, как ты думаешь?
– Я совсем забыл... Конечно же. О Боже!
– У нас ведь теперь есть неопровержимые доказательства, – изумился Джек. – Я видел младенца, видел священника, не видел только, как ребенка передали в монастырь.
– Франциск видел. Но он брат Филипа, и к его свидетельству могут не прислушаться.
– Моя мать и Том были вместе в то утро, – сказал Джек, изо всех сил напрягая память. – Они говорили, что собираются искать того священника. Готов поклясться, они пошли в монастырь, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке.
– Если она скажет об этом в суде, это может решить дело, – нетерпеливо сказал Джонатан.
– Но Филип считает ее ведьмой, – сказал Джек. – Позволит ли он ей выступать свидетелем?
– Надо попробовать его уговорить. Но она тоже ненавидит его. Станет ли она говорить?
– Не знаю, – сказал Джек. – Давай спросим у нее.
– Прелюбодеяние и кумовство?! – воскликнула мать Джека. – Филип?! – Она рассмеялась. – Боже, какая нелепость!
– Мама, это очень серьезно, – сказал Джек.
– Даже если его посадить в бочку с тремя потаскухами он не притронется к ним. Просто не будет знать, что с ними делать!
Джонатан явно нервничал:
– Над приором Филипом нависла беда. Даже если обвинения и звучат нелепо.
– А с чего вдруг мне помогать ему? – сказала Эллен. – Я от него никогда ничего, кроме головной боли, не имела.
Этого Джек и боялся. Мать его так и не простила Филипу, что тот разлучил ее с Томом.
– Точно так же он поступил и со мной. Но я больше не держу на него зла, почему бы и тебе не простить его?