Читаем Столпы Земли полностью

В большом зале своего дома он устроил нечто вроде помещения для суда и там под завывание ветра в щелях глиняных стен выносил суровые приговоры крестьянам, налагал на них огромные штрафы – в общем, правил, как ему вздумается; но на душе все равно было неспокойно.

Строительство новой большой церкви в Ширинге он, конечно, забросил: на собственный каменный дом денег не было, что уж тут говорить о церкви. Строители прекратили работу, как только он перестал платить им жалованье, и что с ними стало – одному Богу известно; наверное, все вернулись в Кингсбридж к приору Филипу.

По ночам его все чаще стали посещать кошмарные видения, одни и те же. Он видел свою мать на смертном одре, из глаз и ушей ее текла кровь, а когда она открывала рот, пытаясь что-то сказать, кровь хлестала и изо рта. Уильям просыпался в холодном поту, дрожа от страха. Днем он никогда не мог вспомнить, что же напугало его ночью, но едва он проваливался в сон, как мать возвращалась, и ужас, необъяснимый, сводящий с ума, вновь овладевал им. Однажды, еще мальчиком, он переходил вброд пруд и провалился неожиданно в яму; он оказался с головой под водой, ему нечем было дышать; и эта неукротимая жажда вдохнуть хоть немного воздуха, охватившая его тогда, осталась самым неизгладимым воспоминанием детства. Но то, что являлось ему во сне теперь, было во сто крат страшнее. А убежать, спрятаться от кровоточащего лица матери было равносильно тому, как пытаться подняться на кучу зыбучего песка. Каждый день он вскакивал во сне, словно его швыряли через всю комнату, подолгу сидел на кровати, ошарашенный, мокрый от пота, и громко стонал, не в силах пошевелиться. Уолтер тут же оказывался подле своего хозяина со свечой в руке – его люди спали здесь же, в большом зале, отгородившись занавеской; спальни в доме не было. «Ты кричал, мои господин», – шептал ему обычно Уолтер. Уильям делал глубокий вдох, потом обводил немигающим взглядом кровать, стену, живого Уолтера, и воспоминания о кошмаре слабели в его сознании, и ему становилось совсем не страшно, и тогда он говорил: «Все в порядке, это был сон, ступай». Но засыпать снова он уже боялся. А наутро люди смотрели на него, как на заколдованного.

Через несколько дней после разговора с Ремигиусом он так же сидел в своем жестком кресле возле чадящего очага, когда в комнату вошел епископ Уолеран.

Уильям от неожиданности вздрогнул. Он давно услышал стук копыт, но подумал, что это Уолтер вернулся с мельницы. Поэтому, когда появился епископ, он поначалу не знал, что делать. По отношению к нему Уолеран всегда вел себя высокомерно, как хозяин, постоянно заставляя Уильяма ощущать себя неуклюжим, неотесанным болваном. Поэтому Уильям почувствовал себя крайне унизительно: ведь теперь епископ увидел, в какой нищете он живет.

Он не поднялся с кресла, чтобы приветствовать гостя.

– Что тебе нужно? – коротко бросил он. Вежливость в данном случае была лишней: ему хотелось, чтобы Уолеран побыстрее убрался.

Епископ, похоже, не обратил внимания на грубость хозяина.

– Шериф умер.

Уильям сначала не понял, к чему епископ сказал это.

– А мне-то какое дело?

– Теперь будет новый.

Уильям порывался уже было сказать: «Ну и что?» – но потом остановил себя. Уолерана, судя по всему, беспокоило, кто будет новым шерифом. Поэтому он и приехал к Уильяму. Это может означать только одно, решил Хамлей. Неожиданно мелькнувшая надежда стала захватывать все его существо, но он тут же безжалостно подавил ее: там, где замешан Уолеран, подумал он, большие надежды часто заканчиваются жестокими разочарованиями.

– И кого же ты прочишь на это место?

– Тебя.

О таком ответе Уильям не смел даже подумать. Ему так хотелось поверить Уолерану! Умный и жестокий шериф мог бы стать таким же влиятельным лицом в округе, как граф или епископ. Это место поможет ему вновь проложить дорогу к богатству и власти. Уильям заставил свой мозг лихорадочно работать, взвешивая все «за» и «против».

– А почему ты думаешь, что король Стефан выберет меня?

– Ты ведь поддерживал его против герцога Генриха и в результате лишился графства. Думаю, он захочет отблагодарить тебя.

– Даром сейчас никто ничего не делает, – сказал Уильям, повторив любимое выражение своей матери.

– Король Стефан наверняка не в восторге, что графом Ширингом стал человек, воевавший против него. Он, конечно же, захочет, чтобы место шерифа занял тот, кто будет противостоять Ричарду.

Вот это уже понятнее, подумал Уильям. Радостное возбуждение невольно вновь захватило его. Он вдруг поверил, что сможет наконец выбраться из этой дыры в Богом забытой деревне. У него опять появятся свита из рыцарей и сильное войско вместо этой жалкой горстки уже ни на что не способных вояк. Он возглавит суд в Ширинге и будет строить козни против Ричарда.

– Но шерифу положен замок в Ширинге, – мечтательно сказал он.

– Ты вновь станешь богатым, – успокоил его Уолеран.

– Да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза