Читаем Столпы Земли полностью

Холодная ярость охватывала Алину всякий раз, когда проезжала мимо поместий, бывших некогда частью графских владений ее отца. Заросшие рвы, покосившиеся изгороди, пустые полуразвалившиеся навесы для скота вызывали злость, выродившиеся луга наводили жгучую тоску, а от вида опустевших деревень нестерпимо ныло под сердцем. И беда была не в плохих урожаях. Графство смогло бы прокормить своих жителей даже в этот тяжелый год, если бы правил им разумный человек. Но Уильям Хамлей ничего не понимал в том, как надо вести дела. Графство было для него подобно сундуку с сокровищами, которыми он тешил себя, а не хозяйством, дававшим кров и пищу тысячам людей. Когда его крепостным нечего было есть, они умирали от голода. Если крестьяне, обрабатывавшие его земли, не могли расплатиться за аренду, он просто прогонял их. С тех пор как он стал графом, огромное количество пашни заросло бурьяном: ее некому было обрабатывать. А ведь если бы он был немного умнее, то давно бы понял, что в конце концов это могло окончиться для него катастрофой.

Самым тяжелым для Алины было то, что она во многом чувствовала себя виноватой. Когда-то это были владения ее отца, и они с Ричардом так и не смогли вернуть свои фамильные земли. Они просто сдались, когда Уильям стал графом, а Алина лишилась всего состояния; но нанесенная рана не заживала, она терзала, мучила и заставляла Алину все время помнить о клятве, данной отцу.

По дороге из Винчестера в Ширинг, сидя на груженной пряжей повозке, которой правил загорелый возчик с мечом на поясе, она вспоминала, как когда-то проезжала по этим местам вместе с отцом. Он всю свою жизнь осваивал новую землю под пашню: рубил леса, осушал болота, распахивал склоны холмов. В тяжелые годы отец всегда умудрялся отложить запас семян, чтобы помочь тем, кто был менее предусмотрительным и проедал весь свой урожай. Он никогда не принуждал крестьян, бравших у него в аренду землю, распродавать свой скот или орудия труда, чтобы расплатиться, потому что знал: на следующий год им нечем будет обрабатывать землю. Он любил землю и заботливо относился к ней, как хороший хозяин относится к дающей много молока корове.

Всякий раз, вспоминая прошлое, дни, проведенные с отцом, этим умным, гордым, порой строгим человеком, Алина чувствовала острую боль утраты. С того дня, как его посадили в темницу, все в ее жизни пошло не так. За что бы она ни бралась, что бы ни делала, все теперь, по прошествии времени, казалось пустым и ненужным: ее жизнь в замке с Мэтью, словно в царстве грез, поездка в Винчестер в тщетной надежде увидеть короля, даже самоотверженные попытки помочь Ричарду, пока тот воевал. Да, она добилась того, что многие почитают за высшее счастье: стала процветающим торговцем шерстью. Но счастье оказалось призрачным. Она обрела положение в обществе, которое обеспечивало ей спокойное, безбедное существование, но душевная боль все не унималась, она чувствовала себя потерянной и никому не нужной, пока в ее жизни не появился Джек.

Но стать его женой ей так и не удалось, и ничто не могло утешить ее. Она возненавидела приора Филипа, которого всегда считала своим спасителем и наставником, и годами не разговаривала с ним. Конечно, не его вина, что ей не разрешили развод, но именно он настоял, чтобы они с Джеком жили раздельно, и Алина затаила на приора горькую обиду.

Она любила своих детей и поэтому очень переживала за них: ведь они росли в семье, где отец почему-то на ночь всегда уходил из дому. К счастью, пока это на них никак не сказывалось.

Томми был крепким симпатичным пареньком, очень любил гонять мяч, играть в войну; а Салли, подрастая, становилась хорошенькой, внимательной девочкой, она могла часами рассказывать сказки своим куклам или подолгу смотреть, как работает Джек. Только любовь к ним, забота об их будущем были чем-то постоянным и святым в странной жизни, которой жила Алина.

И конечно же, она по-прежнему не сидела без дела. По окрестным деревням на нее трудились десятки мужчин и женщин, прях и ткачей. Еще несколько лет назад их были сотни, но из-за разразившегося голода и ей от многих пришлось отказаться: делать одежды больше, чем можно было продать, не имело смысла. Но даже если бы она стала женой Джека, она бы не оставила своей работы.

Еще сильнее, чем свои горести, Алина переживала за Джека. Она обожала его, и никто, кроме, пожалуй, Эллен, не знал, какой беззаветной была ее любовь. Ведь именно Джек вернул ее к жизни. Когда она, подобно гусенице, сидела в своем коконе, он вывел ее на свет Божий и доказал ей, что она бабочка. Она могла навсегда остаться глухой к радостям и страданиям, которые дарила любовь, если бы однажды он не забрел на ее потаенную полянку, если бы не читал ей свои баллады, если бы не решился в тот день коснуться губами ее губ и не разбудил осторожно, нежно дремавшей в ее сердце любви. Он был очень молод и горяч, но в то же время оказался удивительно мягким и терпеливым. И за это она всегда будет любить его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза