Столп. Артамон Матвеев

Доложил: на декорации куплено семьсот аршин холста. Костюмы взялся кроить Христиан Мейсон. Дадено ему анбургского вишнёвого сукна — пятнадцать аршин и стамеду[20] разных цветов. Пятьдесят аршин — тёмно-зелёного, двадцать четыре — лазоревого, сорок — чёрного.

   — Холсты расписывать нашёл мастера?

   — Нашёл, Артамон Сергеевич. Яган Вандер взялся. Я ему и артель живописцев подобрал. Андрей Абакумов, Леонтий Иванов, Елисей Алексеев, Осип Иванов — все умельцы, согласны за четыре алтына в день красками писать... Золото ещё нужно. Для золочения трав, одежд.

Артамон Сергеевич покопался в бумагах на столе.

   — Вот тебе грамота. Шестьсот листов будет довольно? В Оружейной палате получишь... А комедию, «Есфирь»-то эту, пишут?

   — Написана. Юрий Гивнер вчера читал пастору Ягану.

   — По-немецки?

   — По-немецки.

Артамон Сергеевич покряхтел, но ничего не сказал.

   — На заглавные роли герр Грегори просит нижайше Фридриха Госена позвать. Без Фридриха не обойтись, но тот бьёт челом, чтоб в службу его записали.

   — Попрошу государя — прапорщиком пожаловать.

   — Фридрих будет доволен... Но Гивнеру тоже оклад надобен. Без него и комедии нет.

Артамон Сергеевич взял перо, написал грамоту, приложил печать.

   — Вот ему на пропитание: шесть четвертей ржи, шесть четвертей овса, пуд соли. Деньгами — три рубля.

Андрей Виниус ушёл довольный.

Артамон Сергеевич подошёл к образам, перекрестился: предстояло заняться делами Малороссии.

Позвал подьячего.

   — Кто приехал?

   — Вернулся Григорий Синявин, который объявлял казакам о царской радости, о даровании Богом великому государю сына Петра Алексеевича. С ним ссылка от протопопа Симеона Адамовича.

   — А что слышно о полковнике Иване Серко? Не сбежал с дороги?

   — До Верхотурья довезли. Теперь уж за Камнем.

   — Протопоп Симеон монаха прислал или казака?

   — Трёх казаков.

   — Приготовь стол добрый. Когда позвоню — зови.

Прошёл в чулан, быстро снял верхнее платье. Вместо рубашки с янтарной запоною надел украинскую свитку — подарок полковника Солонины. Пристегнул к ферязи ворот-ожерелье, сплошь усыпанный рубинами, изумрудами, алмазами. Казаки свитку разглядят, конечно, не сразу, но разглядят.

Казаки при виде благодетеля Малороссии пали на колени. Григорий Синявин поглядел-поглядел, отдал земной поклон.

Говорил он первым. Нашёл-де войсковую старшину и боярина Григория Григорьевича Ромодановского не в Конотопе, а на реке Красене в Казачьей Дуброве. Старшина слушала объявление о рождении Петра Алексеевича стоя, поздравили князя и сами возрадовались. Рада была в обозе при государевом шатре. В обоз 17 июня приехал архиепископ Черниговский Лазарь Баранович, говорил молитву перед образом Спаса.

   — Великих кликов или шума какого совсем не было, — рассказывал Синявин, косясь на казаков. — Ивана Самойлова, генерального судью, назвали тихо. Полковники киевский да переяславский Солонина с Райчей поставили Ивана на стол, обозный Забела поднёс булаву. Тут гетмана укрыли знамёнами, бунчуком осенили. Сказал Иван коротенько: «Великому государю служить буду верно, не изменю, как Брюховецкий, как Многогрешный».

   — Хорош ли для вас Иван Самойлович? — спросил казаков Матвеев.

   — Новый гетман человек ласковый, — ответили казаки. — Умный, учёный... Рода, правда сказать, не казацкого. Из поповичей. В Колядине был сотенным писарем, потом сотником в Веприке, наказным черниговским полковником.

   — Всё Божьим Промыслом делается! — радостно сказал Артамон Сергеевич. — А что просил передать друг наш протопоп Симеон Адамович?

Казаки подали письмо. Подьячий прочитал:

   — «Бога ради, заступай нас у царского пресветлого величества. Не плошась, прибавляйте сил в Киев, Переяславль, Нежин и Чернигов. Ведаешь непостоянство наших людей — лучше держаться будут, как государских сил прибавится. Присылайте воеводою в Нежин доброго человека: Степан Иванович Хрущов не по Нежину воевода. Дайте нам такого, как Иван Иванович Ржевский».

   — Что на словах передать велено? — спросил Матвеев.

Казаки покосились на Синявина, но принялись говорить каждый своё, в очередь.

Первый сказал:

   — Крымский царевич Нуреддин побил при Батоге каштеляна подлянского пана Лужецкого, а с ним гетмана Ханенко. У татар было сорок тысяч, у Ханенко вместе с польскими хоругвями — шесть. Сначала казаки взяли верх. Лужецкий распалился, погнался за татарами через Буг. Ханенко же не пошёл, обозом огородился. Поляков татары побили, Лужецкий прибежал с уцелевшими в табор. Табором и дошли до Ладыжина. В осаде теперь сидят.

Другой казак сообщил о положении Каменец-Подольского.

   — У султана Магомета да у хана Селима войско великое, то ли двести, то ли триста тысяч, а в Каменце всего полторы. Долго крепость не продержится. Пушек на стенах много. Был слух — четыре сотни. Но пушкарей — нет. Стреляют люди неумелые, только порох переводят.

Третий казак сообщил дворцовые новости. Коронный гетман Ян Собеский короля Михаила почитает за пустое место. Ищет способа рассеять конфедерацию[21] и посадить на престол герцога де Лонгвиля, чтобы Франция помогла отбиться от турок.

   — А где Дорошенко? — спросил Артамон Сергеевич.