Столп. Артамон Матвеев

То, что генеральный писарь человек ловкий, было ясно по его последней службе гетману Дорошенко. Мазепа, перехваченный запорожцами, ехал в Бахчисарай, а потом в Истамбул. Хану Мазепа вёз в подарок моржовые бивни, соболей, русский жемчуг, золотые безделушки для ханских жён. Султану — невольников, пятнадцать отборных казаков восточной московской стороны. Грамоты, какие были у Мазепы, Серко переслал тотчас. В них гетман Дорошенко просил у султана и хана военной помощи. Самого Мазепу в Москву прислали не сразу и с условием. Серко потребовал от Самойловича, чтоб Мазепу Москва не заслала бы в Сибирь, и Самойлович умолял Матвеева хлопотать перед царём вернуть генерального писаря в Батурин. Войско Запорожское попрекает-де его, гетмана, что он спроваживает добрых казаков в жестокое московское заточение.

Артамон Сергеевич снова перечитал грамоты, письма, донесения соглядатаев. Все эти кровавые украинские дела были под стать комедиям, какие разыгрывал в театре магистр Грегори.

— Сыграем и мы! — усмехнулся Артамон Сергеевич.

10

Мазепу Артамон Сергеевич принял для допроса в Замоскворечье, в небольшом каменном доме, принадлежавшем приказу.

Первая комната, куда входил посетитель, была казённая. Здесь Мазепу встретили двое подьячих. Ивана Степановича привезли с Малороссейки. Его держали в доме, где останавливались казаки. Везли долго, чтобы пленник испытал беспокойство. Казённая комната на доброе не настраивала. Подьячие указали Мазепе сесть на лавку, спросили имя, звание, кем служит в Войске Запорожском, куда ехал и кто его пленил.

Иван Степанович испугался ничтожности ведших допрос.

   — Мне ведомы дела тайные, царские! — объявил он подьячим. — Отвезите меня к судье Посольского приказа, к боярину Артамону Сергеевичу.

   — Артамон Сергеевич не боярин, окольничий, — сказали Мазепе. — Коли будешь надобен, позовёт тебя. Говори нам, что знаешь.

Мазепа решил не спорить, давал показания охотно:

   — Мне доподлинно известно, что брат гетмана Петра Дорошенко полковник Андрей тяжко ранен в бою на речке Ташлык. Ваши воеводы побили там многих татарских мурз. Казаков полегло с полтысячи. Оттого-то и послал меня гетман к султану просить помощи.

   — Ну, то, что наши воеводы побили басурманов и казаков-изменников, служащих Магомету, мы и сами знаем, — сказали подьячие. — Ты говори тайное.

   — Тайное — порождение явного, — возразил Мазепа, беря верх над подьячими. — Казак Порывай, который живёт при султане, вершит в Стамбуле казачьи дела, писал моему гетману: хан обещает султану помирить короля Яна Собеского с Портой, дабы всем вместе идти на Московское царство. Тайное ли сие слово?

   — Тайное и важное, — решили подьячие. — Будь по-твоему, представим тебя пред очи нашего господина, Артамона Сергеевича.

Поднялись, отворили дверь в соседнюю комнату, и Мазепа, переступив порог, оказался чуть ли не в самом Вавеле, королевском дворце в Кракове.

Просторная зала с высоким потолком. Стены обиты тончайшей тканью, а по ткани тени деревьев, трав, птиц, всё неясно, светлые пятна, лунные, мерцающие. По углам залы два серебряных журавля, а над журавлями по три камышинки. На камышинках — свечи. Стол из чёрного дерева, на двух серебряных грифонах. Грифоны выдвинуты, пасти оскалены.

За столом никого не было.

   — Милости прошу, Иван Степанович!

Матвеев стоял у глухой стены перед высокой серебряной клеткой, а в клетке — два живых белых журавля.

   — Утешение сердцу, — улыбнулся Артамон Сергеевич.

Показал на кресла у другой стены. Спросил сердечно, заглядывая в глаза:

   — Вас, должно быть, утомила дорога?

   — Пятый день как привезён, — ответил Мазепа. — Обращались со мной учтиво.

   — Ну и слава Богу! — обрадовался Матвеев. — В конце-то концов мы же все славяне: поляки, малороссы, великороссы, белая русь, красная... одно семейство. Жить бы нам под одной крышей! И жили бы! Беда в том: боятся нашего единения.

   — Да кто же?!

   — Сатана.

У Мазепы дрогнули веки — как бы речь не пошла о вероисповедании. Сказал:

   — Сатана на земле — князь.

   — Князь тьмы! — уточнил Матвеев. — Вот и поговорим, Иван Степанович, о материях насущных. Что мешает-то нам жить в счастливом для всех согласии?

   — Отсутствие согласия. Мы с гетманом его давно ищем. Пётр Дорофеевич посылал меня в Переяславль на раду с листом к боярину князю Ромодановскому — быть бы Низовому Войску под рукой его царского величества. И о себе писал: готов приехать тотчас, если останется гетманом на правой стороне Днепра, а если гетманом ему не быть, так присягнули бы князь Григорий Григорьевич и государевы люди, что ему, Дорошенке, с братьями, с роднёй, дурного не сделают.

   — Наш великий государь, да благословит его Господь, к людям, которые от зла своей волей отстали, зело милостив. Уж кто-кто, а пресветлый Алексей Михайлович обиды прощать умеет. — Матвеев показал рукой на вошедшего в комнату подьячего: — Говори правду, Иван Степанович, мы твои слова запишем и тебе дадим прочитать. Коли где оговорился ненароком — поправишь. Расскажи нам, что подвигло гетмана Петра Дорофеевича искать защиты у великого государя?