Столп. Артамон Матвеев

   — Ваше высочество, я на войне другими делами занимался.

   — Какими?

   — Призывал в подданство украинского гетмана Хмельницкого, разменивал пленных. Спас для великого государя пятьдесят девять пушек. Воевода Бутурлин бросил, а я с немногими людьми, с немногими лошадьми тащил их по грязям не одну сотню вёрст.

   — А какой был конь у гетмана Богдана? — вдруг спросил царевич, и лицо у него стало совсем детское.

   — Валашских кровей. Золотой масти.

   — Валашские кони хорошие, но мне бы туркменского, серебристого.

В палату вошёл Симеон Полоцкий.

   — Учитель! — обрадовался Артамон Сергеевич. — Владыка Черниговский Лазарь прислал свою книгу. Прочитайте. Я еду к великому государю в Измайлово доложить о «Трубах».

   — В Измайлове у батюшки десять английских жеребцов. Вот красота! — Фёдор решительно протянул руку и взял фолиант.

   — Это по-польски, — сказал Артамон Сергеевич.

   — По-польски так по-польски. — Фёдор положил книгу на лавку, открыл и принялся читать вслух, почти скороговоркой, но ударяя на важные по смыслу слова.

Артамон Сергеевич откланялся, но царевич даже головы не поднял, увлёкся.

«Этот царственный отрок обиду за версту учует», — думал Артамон Сергеевич, усаживаясь в возок.

Тревога шевельнулась в сердце, но тотчас и отошла: нужно было приготовиться к встрече с государем, а главное — придумать, как заманить царственного жениха в свой дом.

Государь приезду Артамона обрадовался:

   — Вот уж удивлю тебя! Глаза вытаращишь.

   — Моисей Терентьев новую машину устроил?

   — Моисей молодец, да только Ивашка Вязьма переплюнул немца. А чудо — иное.

И повёл друга детства в стекольный амбар.

   — Ну, ребята, выставляйте! — приказал Алексей Михайлович стекольщикам.

Сел на лавку перед столом, указал Артамону Сергеевичу место подле себя.

На стеклянном подносе величиной с копеечку управляющий завода венециец Ловис Моет подал гостям шесть рюмок-мурашей.

   — На бисерную росинку! — сказал Алексей Михайлович, радуясь удивлению Артамона Сергеевича. — А погляди-ка на эти, с гранями. Как алмаз блещут.

Мастер Христофор Хункель подал кубки.

   — На детскую слезу! — определил царь.

Индрика Лерин — братины.

   — На дождинку! — включился в игру Артамон Сергеевич.

   — Право слово! Ну не чудо?

   — Чудо!

   — Чудо впереди! — сиял Алексей Михайлович.

Мастера выставляли рюмки, кубки, стаканы, сулейки, скляницы, и каждое изделие было выше, объёмистее. Стекло тоже разное: белое, жемчужное, зелёное с нежностью и ярое, как изумруд. Стаканы и кубки чешуйчатые, витые, с обручиками, полосатые, кубки с кровлями и без кровель, рюмки гранёные, пускающие радуги. Появились кружки в четверть ведра, стакан в ведро, кубок трёхвёдерный, и наконец русские мастера Бориска Иванов да Гришка Васильев внесли и поставили рюмку. Высотой — косая сажень. Вся в узорах.

   — Будто мороз на окне! — воскликнул Алексей Михайлович. — Ну, Артамон, говори — мастера?

   — Мастера, великий государь... Рюмкой полк допьяна напоишь.

   — Ты на узоры-то, на узоры погляди. Ведь — снежинки! Живые снежинки. Так и сыплют искрами. Мороз, а сотворено в огне.

   — Чудо, Алексей Михайлович.

   — А работа, друг ты мой, русская. Учителям спасибо. Тебе в первую очередь, Иван Мартынович.

Мастер-немец поклонился царю:

   — Науку мою Борис да Григорий ещё на духанинском заводе переняли. Стекло варят доброе. А узорам мне у них надобно учиться.

   — Вот и выпьем вишнёвочки! — весело сказал государь.

Слуги принялись наполнять стаканы и кубки. Алексей Михайлович сам поднёс вино мастерам.

Из стеклянного амбара пошли к часовнику Моисею Терентьеву. Моисей сделал малую молотилку, с аршин. Молотила пучки ржи билами, била приводились в движение колёсами и гирями.

Стрелец Ивашка Вязьма, поглядев на немецкие хитрости, устроил большой станок, молотил сразу по три снопа. Тут надо было ручку крутить. Одному тяжко, а вдвоём — так и ничего.

   — В этом году виноградный сад будем машиной поливать, — сказал Алексей Михайлович. — Мастер Моисей придумал, как при весть воду из пруда.

   — У меня всё готово, великий государь! — подтвердил мастер. — Снег сойдёт, сразу буду устраивать.

   — Новое дело затеваю, — признался Алексей Михайлович. — Приказал с утра снег сгрести, кострами землю отогреть, а как отволгнет, копать ямы и сруб ставить.

   — А что затеял? — удивился Артамон Сергеевич.

   — Скотный двор для быков. Навоз нужен. Земля в Измайлове — нищенка. Её кормить и кормить... Просо придётся переводить из подмосковных сел... В прошлом году в Скопине сеяли, в Романове. Лучше идёт. Нынче думаю в Лыскове, в Мурашкине завести просо да в Гридине.

Пошли смотреть место строительных работ. Костры ещё полыхали, а возчики уже подвозили брёвна разобранного сруба, звонкие, просушенные.

   — Три дня — и будет готово. За быками я уже послал: в Сасово и к тюрешевской мордве. У них быки как дубы.

   — Всё у тебя, государь, скорёхонько.

   — Эх, дружочек! Будь у меня хотя бы дюжина людей таких, как ты! — подтолкнул Артамона плечом. — Сослужи службу.

   — Я вот он, государь! Приказывай.