Столько воды кругом - и так близко

Мы молча едем по городу, а перед поворотом на автостраду притормаживаем у местного магазинчи­ка — купить пива. Пока он расплачивается, я вижу через опущенное стекло большую кипу утренних га­зет возле входной двери; еще успеваю краем глаза за­метить на крыльце толстуху в ситцевом платье: стоя на крыльце магазина, она подзывает к себе девчуш­ку, показывая ей сладкую лакричную палочку. Через пару минут мы уже летим по мосту через Эверсон-Крик, поворот — и мы в пригородной зоне отдыха, у того места, за мостом — где речка впадает в большой пруд: сегодня на берегу собралось с десяток взрос­лых и мальчишек — сидят с удочками под ивами.

Сколько воды кругом — и так близко: зачем было ехать в такую даль, когда рыбалка — вот она, рядом с домом?

— Почему именно туда? — спрашиваю я вслух.

— Ты про Нейчис? Там рыбалка клевая. Мы всегда туда ездили, каждый год, да еще не по одному разу.

Жарко — мы присели на скамейку у деревянного столика, Стюарт открыл две банки пива, одну протя­гивает мне.

— Знал бы, что такое будет, разве сунулся бы? — Он качает головой, пожимает плечами, будто рас­сказывает приятелю какую-то давнюю историю. — Забудь, Клэр, расслабься. Смотри, какая теплынь! Не погода, а сказка!

— Они клялись, что невиновны.

— Кто — они? Ты о ком?

— О братьях Мэдокс. Они зарезали девушку, ее зва­ли Арлин Хабли, неподалеку от моего родного го­родка. Сначала они ее убили, а потом отсекли ей го­лову и сбросили тело в реку — Клэ-Илам-ривер. Мы учились с ней в одной школе. Я еще тогда маленькая была.

— Ничего себе мысли у тебя! — присвистнул он. — Знаешь, ты это брось! Ты меня не заводи, — слы­шишь? Ты, слышишь, Клэр?

Я не слышу — я мысленно плыву: вниз по реке, к пруду — лицом вниз, с широко отрытыми глазами. Я вижу перед собой илистое дно, выступающие камни, потом меня выносит в большую воду, и я ле­жу, покачиваясь, на волнах. Все будет по-старому, ничего не изменится. Все останется, как было, как всегда, будто и не было ничего, будто ничегошень­ки не случилось. Я так ясно это вижу, вглядываясь в его лицо, — он замечает мой взгляд и мгновенно скисает.

— С чего это ты вдруг? — бормочет, опуская глаза. — Я не...

И тут я его бью по лицу — это случилось само со­бой. Заношу руку и снова даю ему пощечину. Что я делаю? — мелькает лихорадочная мысль. Нам же на­до крепко взяться за руки, мы оба нуждаемся в под­держке. Нет, это безумие.

Он перехватывает мою руку, предупреждая новый удар, и выставляет кулак. Я испуганно вжимаю голо­ву в плечи, и вдруг замечаю — вспыхнувший было в его глазах странный огонек потух. Он разжимает ку­лак. А я... я как сумасшедшая все быстрее и быстрее кружусь на поверхности омута.

— Пошли, залезай в машину, — бросает он мне. — Поехали домой.

— Не поеду, ни за что не поеду, — кричу я, упира­ясь.

— Нет, поедешь, мать твою!

В машине он говорит другим тоном:

— Ты несправедлива ко мне.

За окном стремительно проносятся поля, дере­вья, постройки.

— Ей-богу, несправедлива. Подумай о нас. А Дин? О нем ты подумала? А я? Я что тебе — чужой? Можно хоть иногда отвлечься от своего чертового эгоизма?

Между нами все кончено, не о чем разговаривать. Ему надо следить за дорогой, но он то и дело вскиды­вает глаза к зеркалу заднего обзора. Краешком глаза он следит и за мной: я вжалась в спинку кресла, под­тянув колени к подбородку. Солнце обжигает мне щеку и плечо,- но я не отодвигаюсь: мне все равно.

Он ведет машину одной рукой, другой держит от­крытую банку с пивом, отпивает, потом зажимает банку между колен и с шумом выдыхает воздух. Он все понимает. Еще минута, и рассмеюсь ему в лицо. Меня душат слезы.

Сегодня утром Стюарт не стал меня будить — на­верное, решил, что надо дать мне выспаться. А я не спала, проснулась ни свет ни заря и долго лежала с закрытыми глазами, отодвинувшись на край крова­ти, чтоб ненароком не коснуться волосатых ног и толстых сонных пальцев. Лежала и думала. Он сам собрал Дина в школу, потом побрился, оделся и по­ехал на работу. Пару раз заглядывал в спальню, хо­тел что-то сказать, но я делала вид, что сплю.

На кухне я нашла его записку, подписанную одним словом: «Люблю». Я сварила себе кофе и устроилась на солнечной стороне: пью маленькими глотками, потом ставлю чашку на записку — на бумаге остается едва заметный коричневый след. Телефон больше не звонит — это уже что-то: со вчерашнего вечера ни одного звонка. Рука тянется к газете, но я не спешу ее открывать. Потом все-таки придвигаю к себе, на­чинаю читать. Итак, тело до сих пор не опознано, заявлений о розыске не поступало. Тем не менее, все эти последние сутки тело обследовали, рассекали, вскрывали, засовывали внутрь разные инструмен­ты, взвешивали, измеряли, помещали органы обрат­но, зашивали, — и все для того, чтобы точно устано­вить причину и время смерти. Ищут доказательства изнасилования: этот мотив убийства полиция рас­сматривает в первую очередь. Еще бы! Изнасилова­ние все упрощает. В газете также сообщалось, что тело поступит в морг службы «Кит-энд-Кит» для опо­знания. Население просят помочь следствию и т.д.