Столичный миф

— А меня Иван. Слушай, Лех, я не пойму, ты чего, голубой, что ль?

— Ты чего?

— А цветы в волосах зачем носишь?

Леха поднял руку. Выругался.

По дороге он споткнулся, упал и своротил крест. В волосах запутались остатки бумажного венка. Липкие, хрен выдернешь.

Лехе не хотелось разговаривать. Не до разговоров ему было. Слишком много для одного человека — только что выкопать себе могилу, а потом бежать через кладбище и перепрыгивать через ограды. Вой и крики побоища еще звенели в его ушах.

Грузовик катил прямо. Пучок света от фар вяз во тьме. Впереди — узкий коридор. По сторонам ничего не видно. Только черные стены, смыкающиеся над головой. Ребристый бетонный потолок, с которого время от времени на лобовое стекло падают капли воды. И какая только чушь не мерещится по ночам!

Но надо жить дальше. Кругом ночь. Кругом дождь. До Окружной километров двадцать. Другого трейлера ему не поймать. Маленький переключатель в голове (имя ему — нужда) совершил чудо: Леха повеселел, обернулся к шоферу:

— Я думал, дальнобойщики всегда по двое в рейсы ходят…

— Да нет. Я вот в одиночку. Когда кто-то другой за рулем — не люблю.

— Машина — вторая жена.

Иван кивнул:

— Конечно.

— А колесо спустит — как его менять? Вон какое здоровое, один-то и не подымешь.

Иван пожал плечами:

— Поднимаю же…

Иван был нелюдим, и оттого всегда ездил один. Да и делиться ни с кем не надо. Кивнул назад:

— Спальник как-то уютнее становится, когда в нем спит только один человек.

Леха вздохнул:

— Видел раз в январе, когда гололед на шоссе… Полные кюветы трейлеров. И слева, и справа.

— Трейлер — машина безопасная. Сидишь высоко, масса большая… Но вот зато опрокидывается. А много ли ему надо, если центр тяжести высоко?

— Да…

37

В мае рано светает. Раздвинув облака, у самой земли из темноты высунулась белая ладонь. Круглое пятно. Растопыренные пальцы.

Земля в испарине. Из тьмы в сумрак осторожно выглядывают фасады домов. Сквозь длинные прорези в чугунных решетках журчат, сливаясь в канализацию, лужи, что ночью понаделал дождь. Еще слишком рано для дворников. Еще слишком рано для собачников и их собак. Ночные гуляки как раз пьют посошок. А ночные гости уже собираются вылезать из постелей, им пора прощаться и одеваться. Их в прихожей уже ждут пустые и холодные башмаки.

Рассвет — это похмелье. Берет сомненье в смысле жизни. Берет сомнение в необходимости ночных безобразий. При искусственном свете прекрасные дамы медленно теряют волшебство — сумрачный спектр другой породы. То ли ночное освещенье рассчитано мудрыми инженерами для их удобства, а скорее всего, это их косметика подобрана точно под неяркий и интригующий клубный свет; но с утра иных их попутчиков мучает мысль, не обознались ли они ночью. Нет. Не обознались. Просто есть время собирать камни, и есть время разбрасывать камни, есть время жрать водку, и есть время эту водку… Главное, не спутать порядок.

Ах, милые дамы! Как суровы вы бываете на рассвете, выпроваживая посетителя вон. Вас искупает только вечер.

Прошедший вечер. А теперь, увы, на дворе уже сумерки. Мягкие сумерки, берегущие покрасневшие от ночных развлечений глаза. Сумерки…

Но ночные мысли пока не сменились дневными заботами. Ведь настоящего света пока еще нет.

Под утро гаишники теряют бдительность. Они пересчитывают деньги и потому по сторонам не глядят. Добрый День беспрепятственно пролетел пол-Москвы, притормозив только раз перед поворотом на Садовое кольцо — высадить Колю. Он посмотрел Коле вслед. Сжалось сердце, когда увидел, как тот заковылял в свою подворотню.

И бросил сцепление. Правый поворот — теперь он на внешней стороне кольца. Осталось немного. Хорошо, мало машин. Но пустой дорогу не назовешь. За кинотеатром «Новороссийск» развернулся, притерся к тротуару. Свернул вправо, во двор. Осторожно проехал мимо стеклянной пристройки к магазину, мимо песочницы, через вытоптанный газон. Остановился за двумя жавшимися бортами друг к дружке синими мусорными контейнерами.

Постоял несколько секунд у дверцы: надо успокоиться. Отряхнул штаны от глины, на грязную рубашку набросил куртку.

Раньше в Сибири говорили: «Тысяча рублей — не деньги, тысяча верст — не конец». По эту сторону Урала мужики осторожней: «Бешенной собаке сто верст не крюк». Первый стакан Добрый День всегда пропускал за нее. За бешеную, бешеную собаку.

Но он умел прикидываться. И неторопливой походкой неплохо отдохнувшего в ночном кабаке человека отправился в арку. Обошел вкопанный железный столб.

Вот он, Лехин дом. Сверху светлый, внизу еще темный. Вся улица — десять шагов. Когда рука коснулась ледяных кнопок, в памяти всплыл код. Так. Угадал. Теперь второй код…

Внутри темно. Тусклая лампа под потолком. Живут здесь люди солидные, люди благополучные. Им по ночам в подъезде свет ни к чему. Квадратная лестница-спираль вокруг лифтовой шахты. Второй этаж.