Столичный доктор

– Знаю! – с жаром произнес Зубатов, завернул разряженные револьверы в газету, ссыпал патроны в карман. – А знаете ли вы, сударь, что по установлению двадцать-восемнадцать от шестого декабря восемьдесят второго года все медицинские работники обязаны сообщать в охранное отделение о подозрительных пациентах?

– Собирался! – Я приложил руку к груди. – Ей-богу, собирался. Но тут у Пороховщикова леса обвалились, рабочие побились, покалечились. Закрутился, забыл.

– Что-то слышал, – покивал Сергей Васильевич, внимательно на меня посмотрел. – Это хорошо, что мы этих ухарей быстро нашли и взяли, а натвори они чего? На вас бы грех повис!

Я промолчал. А о чем тут говорить? Завсегда власть требует от врачей стучать на подозрительные случаи в практике. Мой же случай был криминальнее некуда.

– На первый раз я закрою глаза на ваши вольности. – Зубатов погрозил мне пальцем. – Но уж и вы, Евгений Александрович, лечитесь от своей забывчивости. Договорились? По рукам?

Я увидел, как мимо окошек полуподвала мелькнуло женское платье. Вика!

– По рукам.

Глава 12

Если день не задался, пиши пропало. Вика, конечно, оживила обстановку, внесла в унылую, затхлую атмосферу врачебного кабинета, отравленную еще и миазмами охранки, свежий ветер молодости и красоты. Это подействовало даже на Зубатова. Тот подскочил с моего кресла, поклонился девушке.

Что делать, пришлось познакомить Талль с московским гэбистом, вести светские разговоры про погоду, наступающий Новый год. После того как Зубатов откланялся, мне пришлось отвечать еще и на сотню вопросов Виктории, купаться в фонтане ее эмоций. А как же, после того момента страсти мы толком и не разговаривали. Некогда все. А еще говорят, что жизнь сейчас неторопливая. Врут и не краснеют.

Моя помощница поначалу как-то почти официально ко мне обращалась. На «ты», но и всё. Смущалась? Не знаю даже. Но все до того момента, когда мы случайно столкнулись. Вика остановилась и положила мне руки на грудь. А потом сразу же, безо всяких прелюдий, поцеловала. Я ответил так же, не каменный. И вот после этого она вроде как растаяла, начала болтать всякую ерунду и носиться по нашему кабинету, то и дело прикасаясь ко мне. Эх, молодость! Надо бы озаботиться вопросами предохранения и прочего. А то вот так нежданно-негаданно, и…

А потом пришел бомж. Натуральный дурнопахнущий бездомный в грязном, рваном тулупе, с засаленной бородой до пояса. Да, есть у нас час приема для неимущих, и не каждый день, раз в неделю, но как-то он обычно не особо популярен у населения. А тут – нате, получите. Да еще и не по расписанию.

– Где тут дохтур?

– Я доктор. А ты кто?

– Ванька-цыган. С Хитровки.

Бомж проковылял до кушетки, начал стягивать валенок. Амбре пошло такое, что я уже пожалел о своем сарказме с миазмами охранки. Нормально пахнут царские комитетчики, одеколон, все дела…

Вика умоляюще смотрела на меня слезящимися глазами, прикладывая надушенный платочек к носу. А что я могу сделать? Выгнать? Да его пока вытаскивать будешь, извагдаешься сам так, что кабинет надо будет закрывать на дезинфекцию. Эх, его и так придется мыть…

– Как же ты с Хитровки сюда дошел? Тут чистый район.

– Были бы у нас дохтора, не тревожил бы. А так… Пришлось пробираться. Уж сил нет, как нога болит.

Я присмотрелся к Ваньке. Ну да, что-то чернявое, цыганистое в нем было. А вот чего у него не было, так это зубов во рту, только пара клыков и распухшие десны. Похоже, цинга.

Тем временем бродяга снял валенок, размотал портянку. Ну да, все как мы любим: покрасневшая шелушащаяся стопа и щиколотки, черные пальцы. Гангрена.

Я нацепил маску, очки, преодолевая брезгливость, подошел ближе, потрогал пинцетом ногу в разных местах. Хорошая новость: гангрена сухая. Плохая новость: Ваньке нужна ампутация. Колено сохранит, но все, что ниже…

– Виктория, посмотри. – Я подозвал к себе жестом девушку. – Вот различие сухой и мокрой гангрены…

Черт, да она сейчас опять в обморок грохнется. А как иначе учить?

– Влажная гангрена, в отличие от сухой, имеет противоположные признаки. – Я постучал по ноге, послушал звук. – Развивается из-за закупорки сосудов очень быстро. Обязательно с инфекцией. Орган приобретает вид трупного разложения: увеличивается в объеме, становится сине-фиолетовым или зеленоватым. При нажиме слышен специфический звук. – Я нажал руками на стопу, Ванька ахнул. – Он называется крепитация. Будто снег под ногами хрустит в морозную погоду. Ткань наполнена сероводородом, издает неприятный гнилостный запах.

Вика успела добежать до рукомойника, туда ее и вырвало.

– Тут ничего подобного нет, – продолжил я невозмутимо. – Поэтому гангрена тут сухая, вялотекущая.

– Уж больно мудреные слова ты говоришь, дохтур. – Ванька почесал голову, и на пол упала парочка вшей.

Ну вот, теперь и самим надо будет обеззараживаться. У него в волосах, да и не только, наверное, их килограмм собрать можно.

– Температура есть? – поинтересовался я у бродяги.

– Шо?

– Жар есть? Виктория, дай, пожалуйста, градусник.

Талль себя преодолела, выпила воды. Открыла пошире форточку, дала мне термометр.