– Ленка, я совершил ошибку, самую большую ошибку в своей жизни. Найди мне наказание, самое страшное, и прости. Прости меня. Мне без тебя никак.
– Угу, ты будешь пакостить, а я умирать. Ты будешь получать удовольствие, а я разгребать. Как простить? Как, Серёжа?
Он прижал её, всё ещё трясущуюся или от холода, или от эмоций, вместе с пледом. Как же ему хотелось согреть её теплом своей души…
– Говорят, нужно время, чтобы всё переосмыслить.
– Годам к ста?
Они ещё немного посидели, допили кофе.
– Ну всё, я согрелась. На сегодня учёба отменяется, а то ещё какая-нибудь лахудра под колёса кинется. Бр-р-р… Домой.
Спать Елена улеглась с детьми. Ночью прибежала Надюшка и сказала, что мама очень горячая и ничего не отвечает. Сергей перенёс её. Хорошо, дома была Ольга: уколола, накапала, намазала.
– Мы теперь никуда не поедем?– жалобно спросила дочка, просунув голову в дверь.
– Не дрейфь, Надёк! Папа маму за два дня вылечит. И вперёд!
– Да, пап?
– Ну конечно, если ты мне поможешь.
– Ага, а как?
– Сейчас спать, а завтра я тебе расскажу.
Все разошлись. Ольга дала указания что да как. И Сергей всю ночь менял компрессы, растирал, поил, давал лекарства. И целовал ленины ручки, такие любимые, такие беззащитные на вид… Но дать по морде могут, будь здрав. Как ему, идиоту, вымолить у неё прощения? Он сам себе не мог объяснить, что толкнуло его к этой Вере. Захотелось разнообразия? Новых ощущений? Ну и? Что-то даже вспомнить нечего. Эта Вера вся не стоит одного пальчика-мизинчика его Ленки. И Сергей опять целовал эти её пальчики, разбитые об его же рожу. Дурак! Какой же он дурак!!!
В горы они, всё-таки, поехали. Елену уложили на заднее сидение. Все дети за ней ухаживали, кормили-поили, долечивали. А когда за руль сел Виктор, Сергей расположился рядом. Лена знала, что он толком не спал последние ночи. Поэтому, когда он её обнимал, поправлял плед, притягивал к себе поближе, она не сопротивлялась. Во-первых, у неё самой сил не прибавилось, во-вторых, полно детских глаз, и в-третьих, Сергей отдыхал. Через пару часов ему опять за руль, а водителя нервировать нельзя. И Елена решила: "Пусть делает, что хочет, лишь бы не целовал". Брезгливое чувство, что кто-то совсем недавно прикасался к его губам, отравляло ей жизнь, однозначно отворачивало Елену от него.
Остановку на ночь сделали в Воронеже, на даче Лебедевых. Наташка с Женей их уже ждали, оторвавшись на один день от своей работы. Дрова наколоты, печь растоплена, камин горит, титан подготовлен – свою часть работы Евгений выполнил на пять. Стол накрыт, самовар пыхтит, пряники с сушками и ватрушками развешены, горячее в духовке, причём печной. Свою работу Наташка сделала на шесть. Родители были усажены к камину, Елену разместили на печке вместе с младшими. Остальные кто где. Мир и добро, уют и спокойствие, дружба и настоящие человеческие отношения – вот что витало в воздухе этого старого деревянного дома. Это называется простое человеческое счастье.
Елена отдыхала и сердцем, и душой. Все поганые мысли она выгнала, ну хотя бы на время, вместе с дымком от самовара и выплеснутым на Наташку негативом последних месяцев. Её подружка так и сказала: "Я заберу всю гадость из твоей жизни. И уничтожу. Я знаю как. Рассказывай всё". И Елена рассказала. А она слушала, ни разу не перебив. Помолчала немного. И начала:
– Я, конечно же, не собираюсь тебя учить. И комментировать не буду. Что-то такое я и предполагала. От тебя же по телефону ничего не добьёшься. А Ольга только сказала, что Столетов – сволочь, и что он тебя в могилу сведёт своими бабами. Я несколько раз порывалась приехать, но ты была всё время в разъездах. Кроме ненависти у меня тогда никаких других чувств к Сергею не было. Находясь в подвешенном состоянии, толком ничего не зная, я рассказала всё Женьке. Уж извини. А он позвонил Столетову. Они редко пересекаются, но метко. О чём был разговор, я не знаю и не узнаю никогда. Но одно мой муж выдавил из себя: он просил меня не волноваться, испытания только укрепляют, и Сергей всё сделает, чтобы вернуть свою жену. Ничего конкретного. Но ты же знаешь Женьку. Только по одной интонации можно понять, что хорошо, а что плохо. И я успокоилась. Если не волнуется он, нет причин волноваться и мне. А от себя лично, моё дорогое беспокойное хозяйство, хочу тебе пожелать: не задирай планку очень высоко, ни для себя, в первую очередь, ни для Серёжки. Понимаешь, ты, если любишь, то до одури, до потери сознания. И требуешь этого же от него. Наверное, так и должно быть, но человек слаб, и имеет право на ошибку. Я знаю, что ты умеешь прощать, но не затягивай …
Всю дальнейшую дорогу у Елены крутилось в голове это "Не затягивай…" И она решила взять паузу. А об этом она подумает позже.