Физики с полным правом считали Тимирязева своим. Зоологи тоже считали Тимирязева своим собратом. Еще бы, этот ботаник создал книгу об эволюционном учении, на которой воспиталось целое поколение естественников самых разнообразных специальностей.
Вдохновенный исследователь тайн природы, Тимирязев, как и Столетов, говорил о науке языком поэзии. Вот как, например, рассказывал Тимирязев о превращениях солнечной энергии в мире растений:
«Когда-то, где-то на землю упал луч солнца, но он упал не на бесплодную почву, он упал на зеленую былинку пшеничного ростка, или, лучше сказать, на хлорофилловое зерно. Ударяясь о него, он потух, перестал быть светом, но не исчез. Он только затратился на внутреннюю работу, он растек, разорвал связь между частицами углерода и кислорода, соединенными в углекислоте. Освобожденный углерод, соединяясь с водой, образовал крахмал. Этот крахмал, превратясь в растворимый сахар, после долгих странствий по растению отложился, наконец, в зерне в виде крахмала же или в виде клейковины. В той или другой форме он вошел в состав хлеба, который послужил нам пищей. Он преобразился в наши мускулы, в наши нервы. И вот теперь атомы углерода стремятся в наших организмах вновь соединиться с кислородом, который кровь разносит во все концы нашего тела. При этом луч солнца, таившийся в них в виде химического напряжения, вновь принимает форму явной силы. Этот луч солнца согревает нас. Он приводит нас в движение. Быть может, в эту минуту он играет в нашем мозгу».
Книги Тимирязева — это книги большого, тонкого и страстного писателя. Мало кто мог так популяризировать науку, как Тимирязев.
Великий ученый и пропагандист науки был любимцем молодежи.
«У Тимирязева, — вспоминал Короленко, — были особенные симпатические нити, соединявшие его со студентами, хотя очень часто разговоры его вне лекций переходили в споры по предметам «вне специальности». Мы чувствовали, что вопросы, занимавшие нас, интересуют и его. Кроме того, в его нервной речи слышалась искренняя горячая вера. Она относилась к науке и культуре, которые он отстаивал от охватывавшей нас волны «опростительства», и в этой вере было много возвышенной искренности. Молодежь это ценила».
Передовое студенчество видело в Тимирязеве самоотверженного друга, смелого до беззаветности защитника.
Тимирязев был выдающимся общественным деятелем, пропагандистом науки, публицистом — автором ярких статей. Он не замыкался в своей науке. Ботаник Тимирязев писал и о положении рабочих в Йоркшире и о страшной судьбе американских фермеров.
Пламенный, «неистовый Климент», — так иной раз называли Тимирязева его друзья, — был грозой для реакционного лагеря, Нападения Тимирязева на представителей идеалистической науки были неотразимы. Статьи Тимирязева против антиэволюционистов — Данилевского, Страхова и других поборников официальной науки — образцы полемического стиля. О, с какой страстью, как умно, умело разносил Тимирязев утлую философию ученых, певших с голоса западных мракобесов, ученых, державших «руки по швам» перед иностранными авторитетами.
Многие выступления Тимирязева были документами прямой политической борьбы, снискавшими ему репутацию заядлого бунтаря.
Это был неуживчивый человек. С чем было уживаться? С мерзостью, окружавшей его?
И Тимирязев восставал. Этот трибун огненным словом своим разил поборников кнута и рабства апостолов мракобесия.
В годы, когда самодержавие давило все свободолюбивое, все передовое, ученый проповедовал демократию, он говорил о великом союзе науки и демократии. Этот замечательный человек был необычайно близок Столетову, такому же неуживчивому, такому же беспокойному.
Да и как было не любить Столетову К. А. Тимирязева, человека, который говорил, что главная цель естествознания — это борьба со всеми видами реакции? Под этими словами Тимирязева охотно бы поставил свою подпись и сам Столетов.
Отношения между Столетовым и Тимирязевым становились все короче.
Сохранилось письмо Столетова, написанное в октябре 1876 года Тимирязеву.
«Дорогой Климент Аркадьевич, — пишет Столетов, — сердечно поздравляю Вас с избранием в экстраординарные профессоры Университета. Совет большинством в 31 голос утвердил Вас в этой должности. Радуюсь этому от всей души».
В Тимирязеве Столетов нашел себе самого близкого и верного, самого любимого друга.
В 1872 году у Столетова появился еще один друг. В конце этого года в Московский университет из Одессы ненадолго приехал профессор Владимир Васильевич Марковников. Университет пригласил Марковникова занять кафедру химии.
Осмотрев лабораторию в университете, мрачную, темную, похожую на лаборатории средневековых алхимиков, Марковников ужаснулся. В Одессе у него была хорошая лаборатория. Здесь же надо было начинать все сначала. Только после долгих колебаний Марковников принял предложение: надо же было кому-то поднять преподавание химии в первом университете страны на должную высоту.
Отбросив личную заинтересованность, Марковников в конце 1873 года переехал в Москву.
Этот энергичный, веселый и жизнерадостный человек скоро сдружился со Столетовым.