— Поехали, — буркнул Телеверов, посадив на колени девочку.
Она была легкая и хрупкая, как тростинка, а в синих, словно нарисованных, продолговатых глазах таились недетская печаль, усталость и озабоченность взрослого человека, битого жизнью, и какая-то упрямая решительность.
— Как тебя зовут? — спросил Николай Гаврилович.
— Меня? Леной… Лена Костикова, — сказала девочка. — А братишку звать Петухом, Петька. Папа наш на фронте воюет. Он командир.
— Издалека идете?
— Из Риги. Из военного городка, там наша квартира осталась. В нее бомба попала. Немцы с самолета бросили.
— Вторую неделю маемся по дорогам, от самой Риги, еле успели выскочить из города, — усталым охрипшим голосом говорила женщина, убаюкивая малыша, — вы даже не представляете, что там творится…
— Далеко немцы не пройдут. На старой границе им ход закроют, — со знанием дела говорил тихим голосом старик. — Еще как остановят!..
— Дай, Господь Бог, силу, останови нечисть поганую, — скорбно шамкала старуха.
Старики как-то быстро притихли и, убаюканные ровным шумом мотора, вскоре задремали. Путь у каждого был нелегкий, и усталость дала о себе знать. Только русоволосая женщина с ребенком на руках, уставившись в одну точку тяжелым, сухим, невидящим взглядом, думала свою нелегкую думу, не веря в то, что и бомбежки, и танки, и война когда-нибудь кончатся…
Машина мчалась лесной дорогой. Долгий летний день угасал. В сосняке тихо смеркалось, длинные тени косо чертили пыльную дорогу, отчего она казалась полосатой и печальной.
Девочка, доверчиво прижавшись к Телеверову, уснула. Николай Гаврилович смотрел вперед, а мысли его были далеко отсюда. И радости в них места не было. Немцы повели широким фронтом наступление не только боевыми частями, но и тайной агентурой. Действуют нагло, самоуверенно и не стесняются ни в средствах, ни в методах. Засылают переодетых в нашу форму диверсантов. На железной дороге возле станции Тапа заминировали рельсы, и мина сработала, когда шел поезд с грузом взрывчатых веществ. Паровоз и три вагона пошли под откос. Диверсанты не обнаружены… Сержант Игорь Миклашевский задержал двоих агентов, переодетых в милицейскую форму. Правда, третьему, главному, удалось улизнуть… У станции Ихала разобрали и повредили около ста метров железнодорожного полотна. В районе Пярну чекисты выловили двух немецких агентов, хорошо вооруженных, и при обыске у них обнаружили рацию… В районе Раквере выстрелом из-за угла убит начальник Политотдела 8-й армии…
А война только начинается. Она не похожа на все предыдущие войны. По размаху, по глубине, по ожесточению. И Телеверов думал о том, что нужно не только обезвреживать агентуру, но и тщательно изучать повадки врага, знать его приемы, методы, выявлять разведывательные центры, секретные гнезда…
Машину трижды останавливал вооруженный патруль, тщательно проверяли документы.
Старший патруля брал под козырек:
— Счастливой дороги!
И снова машина катилась вперед, вздымая колесами пыль. Солнце давно село, и вечерние сумерки постепенно сгущались. Надвигалась ночь, движение по дороге усиливалось. И по проселочным дорогам в сторону фронта катили грузовики с боеприпасами, шагали колонны бойцов, двигалась своим ходом артиллерия… «Наверняка в Лужский укрепрайон, — определил Телеверов, провожая глазами машины, — там войск почти нету. С опозданием выходим на рубежи. Только бы под Псковом подольше продержались наши».
Машина катила по пригороду Ленинграда. Вдали на светлом небе четко вырисовывались высокие кирпичные трубы Кировского завода, из которых густо валил темный дым. Цеха трудились и днем и ночью. Николай Гаврилович накрыл тужуркой девочку, которая чему-то улыбалась во сне, и с грустью вспомнил о своем Петьке, который десять дней назад убежал из дому на фронт и до сих пор не подает о себе никаких вестей. Предпринятые Телеверовым розыски пока ничего не дали. Жена больше не спрашивает, не задает одних и тех же вопросов, а лишь многозначительно смотрит на Николая Гавриловича, и он не может ничего ответить на ее немой вопрос.
Григорий рубил размашисто и точно. Топор мягко и глубоко вонзался в ствол сосны. Щепки, белые и пахучие, разлетались во все стороны и оседали возле дерева на траве. Подрубив с одной стороны, Кульга начал рубить ствол с другой. Потом, отбросив топор, уперся руками и плечом в дерево, крякнул, поднатужился… Сосна глухо скрипнула, качнулась и гулко рухнула на желтый песок.
— Тягач бы какой-нибудь вшивенький, — произнес мечтательно Новгородкин. — Мы бы враз танк вытащили.
Тимофеев стянул с головы шлем, вытер рукавом вспотевший лоб.
— Командир, может, по радио связаться с бригадой? — Глядишь, тягач пришлют…
— Аварийщикам, пожалуй, сейчас и без нас жарко, — нехотя ответил Кульга и крикнул радисту: — Виктор, что слышно?
Скакунов показался в верхнем люке:
— Товарищ старшина, связаться не удается. Бригада не отвечает… Где-то рядом идет танковый бой. Слышу приказы и команды, кто-то горит и зовет на помощь… И еще наши докладывают, что подбили десять немецких машин.