– Простите, но я вас… Неужели Игорь? – она порывисто обнимает Миклашевского, как близкого, заводит в коридор, включает свет. – Вырос-то как, изменился! Худой уж больно! Неужели и на фронте с продуктами плохо?
Миклашевский снял с плеч тощий вещмешок, положил его на стоявший у стенки теткин сундук. Дверь в теткину комнату была закрыта висячим замком. Раньше, как помнил Игорь, тетка никогда не пользовалась навесными замками. Значит, уехала давно и надолго. Дальше по коридору дверь в комнату матери, где прошли его детство и юность. Высокая дверь, обитая черным дерматином, также заперта плоским увесистым замком.
– Ключи у меня… Оставили. Сейчас вынесу, Игорь, – тараторила соседка, направляясь в свою комнату. – И письмо от твоей мамаши… Она с госпиталем две недели назад уехала. Пишет, что они теперь на Урале, в городе Ижевске…
Игорь не стал открывать и заходить в свою комнату. А что ему, собственно, делать одному в пустой комнате?.. Он подержал на ладони ключи и вернул их соседке.
– Знаете, я по пути… Забежал на пару минут. Спрячьте ключи. Можно, я от вас позвоню?
Миклашевский вынул из нагрудного кармана записную книжку и позвонил по номеру, который дал ему в Ленинграде Семен Васильевич.
– Полковник Ильинков слушает, – раздался в трубке глуховатый голос.
– Докладывает лейтенант Миклашевский, – сказал Игорь. – Прибыл в Москву.
– Где находитесь?.. На аэродроме?..
– Нет, дома… у Никитских ворот. – Игорь назвал адрес.
– Сейчас высылаю машину. Мы давно вас ждем.
Мария Степановна смотрела на Миклашевского и не могла найти ответа на мучившие ее вопросы. А когда Игорь ушел, она побежала к дальнему окну, выходившему в переулок, и увидела, как подкатила черная легковая машина, как вышел из нее шофер и распахнул перед Миклашевским услужливо дверцу.
– Кто бы мог подумать! – тихо сказала сама себе Мария Степановна. – Расскажи людям – не поверят.
Через час Миклашевский находился на четвертом этаже массивного многоэтажного здания, в кабинете полковника Ильинкова. Разговор был очень коротким.
– Завтра приступим к работе, – сказал Ильинков, – а сегодня устраивайтесь и отдыхайте.
Потом Миклашевского провели вниз, в полуподвальное помещение, откуда распространялся вкусный запах жареного мяса и наваристого бульона. Повар, принимая у Игоря талоны, полюбопытствовал:
– Откуда ты такой доходной, лейтенант?
– Я?.. – переспросил Игорь, глотая слюнки. – Из Ленинграда я…
Повар несколько секунд с любопытством разглядывал Игоря, ничего в ответ не сказал, а, зачерпнув со дна погуще, налил в тарелку по самые края густого горохового супа, похожего на кашу, подбросил туда еще вареного мяса, на второе наложил горку макаронов по-флотски, обильно полив сверху маслом, и все это подал Игорю.
– Ешь, друг, набирайся силенок!..
Глава пятая
Вальтер провел «мерседес» по тесной улочке. В пятом от угла доме на четвертом этаже снимала меблированную комнату Марина Рубцова. Впрочем, она и сейчас снимает ее. И живет там. Даже в тот тяжелый субботний день, когда им удалось вывезти в чемодане рацию, Марина вечером возвратилась «домой». Только с той субботы связь с Центром они ведут из другого места, из мансарды бельгийского инженера-химика, дом которого находится неподалеку от Рюпель-канала.
В тот же вечер, едва Марина закончила «разговор» с Москвой, Вальтер устремился на своей машине в город – хотел проверить, как поведет себя тот непонятный автофургон. Но около булочной громоздкого грязно-серого автофургона уже не оказалось. Лишь широкие рубчатые следы у самого тротуара напоминали о том, что здесь находилась крупная машина. И Вальтеру стало ясно – гестаповцы засекли их передатчик, а теперь пытаются запеленговать и установить место, откуда идут позывные в эфир.
«Не надо торопиться с выводами, – сказал тогда Вальтер сам себе, – надо подождать и проверить».
И вот он почти ежедневно приезжал на узкую улицу, похожую на каменное ущелье, и оглядывал ее от начала до конца. И не только ее, а заодно просматривал и все близлежащие улицы и переулки. Однако нигде вокруг не было никаких автофургонов. И понял, что не ошибся в своих предположениях. За ними охотятся. И он впервые почувствовал себя одиноко и страшно в этом чужом ему городе, красивом и хмуром.
Вальтер – впрочем, это было его настоящее имя, данное ему родным отцом, лихим красным командиром, в прошлом рабочим с Пресни, в память своего погибшего под Царицыном друга и комиссара, немца по национальности, – Вальтер Кураков, лейтенант госбезопасности, сейчас ничего другого не желал бы, как очутиться где-нибудь под Москвой, быть в рядах наступающих войск…