Батальон остлегиона сменил здесь немцев, которые, как выяснилось, накануне прибытия русских погрузились в эшелон и отбыли в Германию. Не оставалось сомнения, что германское командование, заменяя свои войска на побережье, собирало где возможно резервы, чтобы бросить новые полки в неоглядные просторы России, в пекло войны. Там немцы хотя и наступали, но по всему было видно, что они несли немалые потери, если решились снимать войска, оголять важное побережье, откуда до Англии, как говорится, рукой подать.
Первые дни, первые знакомства, первые впечатления. Никто не думал, не гадал, что судьба забросит так далеко. Русские удивленно оглядывались вокруг себя. Войны здесь не чувствовалось. Может быть, ее гнетущая тяжесть и давила французов, но русские, уцелевшие в пекле огня и грохота, видевшие сожженные деревни и разрушенные города, познавшие лишения и страдания, удивленно рассматривали мирную жизнь, наполненную, как казалось, достатком и сытостью.
Через две недели трое легионеров из первого взвода ночью покинули расположение части и ушли, захватив с собою оружие.
Обнаружили их на пятый день в предместьях города Лилля. Они на разъезде успели сесть в проходивший товарный поезд. Один из них, когда началась перестрелка, соскочил на ходу с поезда и скрылся. Второй был убит. Третий выстрелил себе в грудь, но неудачно, и его схватили.
Раненому оказали медицинскую помощь, а когда он стал поправляться, расстреляли перед строем батальона. Перед смертью он успел крикнуть:
– А тут партизанить можно, ребята!.. Народ, французы эти…
Грохнул нестройный залп и оборвал его на полуслове. Так никто и не понял, что же он хотел сказать о французах.
Фамилия расстрелянного была Лопухов. Кто он и откуда – Миклашевскому узнать не удалось. В тот день никого с территории батальона не выпускали. Проводили усиленно строевую подготовку, а потом в каждой роте устроили читку газеты «Доброволец».
В газете на первой полосе была помещена крупная фотография: улыбающийся русский генерал сидит, положив руки на колени, рядом с Линдерманом, генерал-полковником, командующим группой «Север». В кратком официальном сообщении говорилось: «Во время очистки недавнего Волховского кольца в своем убежище обнаружен и взят в плен командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Власов. Генерал-лейтенант Власов сообщил, что он давно искал случая перейти на сторону великой Германии».
Под фотографией помещена расширенная информация, в которой значилось, что командующий германской группой «Север» генерал-полковник Линдерман сердечно беседует с бывшим заместителем командующего Волховским фронтом, бывшим советским командующим 2-й ударной армией генерал-лейтенантом Власовым, который совершенно добровольно перешел на сторону великой Германии…
Миклашевский смотрел на фотографию подлого генерала, а мысли его были за тысячи километров от Булони, в родном Ленинграде, схваченном когтями блокады. Игорь хорошо знал, как там с надеждой следили за боевыми делами Волховского фронта: спасение, прорыв блокады ожидался именно со стороны волховчан. Еще в первых числах января он с радостью читал сообщения о том, что войска 2-й Ударной армии Волховского фронта, захватив плацдарм на западном берегу реки Волхов, прорвали оборону противника и продвигаются вглубь. А потом, в феврале, навстречу ударной армии повели наступление и ленинградцы. Миклашевскому казалось, что еще немного и кольцо блокады будет прорвано! Однако этого не случилось. Наступление захлебнулось…
Кульга с первых дней знакомства с Мингашевой не позволял себе ничего такого, что могло бы навести на девушку тень. Однако она чувствовала на себе его пристальный и украдчивый взгляд, чувствовала спиною, притихшим сердцем, и ей становилось хорошо и радостно. Между ними сразу же установились дружеские отношения. Общение это перешло как-то незаметно общепринятые допустимые границы, условные рамки, они как бы сошли с проторенной дороги на узкую тропу интимности, которая уводила их обоих куда-то вверх. Им было достаточно одного взгляда, одного случайного прикосновения, чтобы ощущать радость жизни.
В город пришла наконец долгожданная весна. Галия, однажды забежав в магазин за хлебом, услышала, как судачили меж собой две солдатки:
– Чивой-то он нашел в ней, в башкирке-то, ума не приложу? – удивлялась бойкая бабенка. – Ни лица, ни тела ядреного, одни глазища.
– Погодь немного, – уверяла товарку кокетливая молодуха, – пообвыкнет танкист и выберет себе кралю. А пока он осматривается, как купец на ярмарке, чтоб выбрать получше и в цене не прогадать.
Мингашева отвернулась к стенке, чтобы не узнали ее говорившие солдатки, и, получив по карточке хлеб, выскочила из магазина.