Стоящий у Солнца

Иван Сергеевич не ждал Русинова, хотя примерно знал, когда тот вернется с охоты. Тем более что Мамонт явился на ночь глядя, без звонка, заметно утомленный дорогой. Иван Сергеевич заподозрил неладное, но виду не показал: его жена, Валентина Владимировна, после выхода мужа на пенсию очень ревностно опекала его и оберегала от бывших сослуживцев. А к Русинову относилась с особым недоверием, ибо он чаще всего приезжал с какими-то делами и беспокойством. Понять ее было можно: большую часть жизни Иван Сергеевич мотался по экспедициям, заработал букет соответствующих походным условиям болезней – от радикулита до язвы желудка, но благодаря стараниям жены за три пенсионных года заметно поправился и помолодел. Он, как и Русинов, отпустил бороду, длинные волосы и теперь напоминал сельского священника.

Пока Валентина Владимировна собирала на стол, Русинов позвал Ивана Сергеевича на улицу, в машину, чтобы вручить подарок – полмешка чаги, нарубленной специально для ветерана с вологодских берез. Иван Сергеевич подарку обрадовался, но сразу же спросил:

– Чего прилетел-то? Не чагу же привез?

– Вот что привез, – сказал Русинов и подал пакетик с предохранителями. – Нашел у себя в квартире.

Иван Сергеевич включил в кабинете свет, долго рассматривал сверкающие на ладони детали и наконец заключил:

– Это не лазер и не рентген. Скорее всего гамма-плотномер. Искали пустоту в стенах, проверяли, каким материалом они заполнены.

– Что бы это значило?

– А хрен их знает, – пожал плечами Иван Сергеевич. – Но я точно знаю: в нашей Службе безопасности такие приборы были только отечественного производства. Японских не покупали – они намного хуже. Хотя при нынешней погоне за иностранщиной все возможно. Доллары появились – купили.

– Если не купили?

– Значит, у тебя в гостях была не наша Служба, – засмеялся Иван Сергеевич. – Допустим, японская, американская, израильская и еще из ста двадцати стран мира.

– Очень хорошо! – разозлился Русинов. – Какие-то Службы шарят в моей квартире, как у себя дома! Ну все, приехали!

– Чего ты возмущаешься? – Иван Сергеевич похлопал его по плечу. – Они теперь по всей стране шарят, как у себя дома! Знаешь, Саня, а ведь подобное уже со мной было. Меня однажды тоже какая-то Служба щупала, в пятьдесят восьмом. Если тогда было можно, то теперь…

Он не договорил, прихватил мешок и пошел в квартиру. У двери вдруг успокоил, подбодрил:

– Наверняка прибалты у тебя рылись. Их Служба обнаглела вконец – людей в России ворует и к себе увозит… Впрочем, ладно, разберемся…

За столом Русинов рассказывал об охоте, о цыгане, который работает таксидермистом в областном музее и делает прекрасные чучела. Цыгану и отдан был добытый глухарь. Иван Сергеевич, не скрываясь, тосковал от этих рассказов, хотя, кроме рыбалки, ничем больше не занимался, если не считать огорода. Но между делом он о чем-то сосредоточенно думал и, похоже, только ждал, когда закончится ужин и можно будет, уединившись в кабинете, поделиться своими размышлениями. Валентине Владимировне не хотелось оставлять мужчин наедине, и она начала было уговаривать Русинова отдохнуть с дороги, но Иван Сергеевич встал из-за стола и попросил принести чай в кабинет.

– Слушай, Мамонт, – начал Иван Сергеевич, едва Русинов затворил дверь. – С нами, кажется, опять старую шутку проделали. Ну, со мной ладно… А вот с тобой – точно, и со всеми молодыми ребятами Института.

– Что за шутка?

– Ты сказал про обыск – я сразу вспомнил. – Иван Сергеевич развалился за своим столом, как начальник. – Ты же про Цимлянск слыхал? После Цимлянска нас тоже разгоняли…

– Хочешь сказать, Институт не закрывали? – насторожился Русинов.

– Я пока ничего не могу сказать, – уклонился ветеран. – Но зато очень хорошо помню события после Цимлянска. И обыск у меня был, правда, без аппаратуры, но стены простукивали… Цимлянск, Мамонт, у меня всю жизнь из головы не выходит!