Стоящий у Солнца

Русинов заметил, что за тонкой перегородкой на кухне всё стихло. Только самовар шумел с протяжными, булькающими вздохами. Он заглянул на кухню — Любови Николаевны не было, а вроде и дверь не хлопала… Он подошёл к окну, выходящему на веранду, и в один миг понял, что его тут не найдут никогда, потому что никогда не станут искать в этом доме. И ещё понял, почему крыльцо называют красным, — вовсе не потому, что оно красивое, парадное…

Крыльцо дома выходило на восток, на восход солнца, и Любовь Николаевна, эта совершенно слепая старуха, стояла к нему лицом и встречала первые лучи, выбивающиеся из-за хребта. Точно так, как это делал Авега…

К Варге его не подпускали на выстрел, а тут Русинов сидел за столом и чинно из большого блюдца, с колотым сахаром, с черничным вареньем и лимонными конфетами пил чай. Бессонной ночи как не бывало! Он ел глазами старуху и не знал, как бы начать разговор, помня предупреждение Ольги, что Любовь Николаевна не любит рассказывать. И на самом деле, она всё делала молча, несмотря на слепоту, удивительно точно находила и брала в руки нужные предметы, без промаха наливала в чашку заварку из фарфорового чайника и кипяток из самоварного краника.

Несколько раз он уже было раскрывал рот, чтобы спросить её, чем она занималась, откуда, из какого источника взято это наставление, выжженное на каповой доске, не трудно ли управляться ей одной, и всякий раз в последний миг останавливал себя. Он хорошо помнил тот год, прожитый с Авегой в одной квартире. «Знающий пути» тоже не любил разговаривать просто так, за столом, на прогулке, и если Русинов заводил беседу, Авега практически не участвовал в ней, отвечая односложно, лишь бы отделаться. Он не любил говорливых людей, томился в их присутствии и страдал от обилия высказанных слов. Похоже, и Любовь Николаевна в точности повторяла рисунок его характера. К тому же попытки резко и кардинально ставить вопросы хранителям всегда давали отрицательный результат, как случилось сегодня утром при встрече с Виталием Раздрогиным. Русинов просто не удержался, боясь, что другой встречи с пропавшим разведчиком может и не быть. И сделал глупость! Объявился там, где его пока не ищут. Можно было лишь уповать на то, что Раздрогин куда-то очень спешил и потому не сможет сразу сообщить «по команде». Он хоть и вездесущий, хоть умеет неожиданно появляться в разных местах, но не всемогущий же.

А ещё Русинов пил чай и твердил себе, что он — жених Ольги, и никто больше.

Поступать следовало соответственно.

С самого утра над посёлком залетал вертолёт. Пока сидели за столом, дважды садился и взлетал где-то на окраине, затем ушёл на северо-восток, в сторону Кошгары, и вернулся часа через полтора. Сел и замолк. И наступила тревожная, выжидательная пауза.

— Тебя ищут, — вдруг сказала Любовь Николаевна и пошла на улицу.

Русинов смешался, затем бросился к окну. Старуха поставила на дорожку во дворе маленькую скамеечку и, сидя, трогала руками головки цветов. Она ощупывала их, как недавно лицо Русинова — едва касаясь пальцами. Озноб пробежал по спине — у старухи были зрячие руки! В этот момент вертолёт взревел турбинами и, скоро поднявшись, заложил круг над посёлком и потянул на юг. А через несколько минут прибежала Ольга.

— Зямщица поймали! — сообщила она возбуждённо. — Ужас! Оброс шерстью, как обезьяна!

— Ты видела его? — оживился Русинов.

— Да! Мы с мамой делали промывание желудка! — засмеялась Ольга. — У него острое отравление, иначе бы не поймали.

— Это он консервами!

— Не знаю чем. Потерял дар речи, не разговаривает, а только мычит, — рассказывала она. — На слова не реагирует. Короче, пациент вашего профиля. Повезли в Пермь, оттуда — в Москву…

— Больше никого не поймали? — поинтересовался Русинов, думая о серогонах.

— Нет, папа уже вернулся, — обеспокоилась Ольга. — И снова собирается в ночь. Давай-ка я тебе руки обработаю и смажу!

Он подставил ей обожжённые ладони.

— Оля, может быть, мне выйти и сдаться?

— С ума сошёл?

— Иногда кажется, сошёл, — подтвердил он. — Все признаки психического заболевания. Так что твой папа недалеко от истины: маниакальные идеи, подозрительность, поиск тайных организаций, заговоров… Все симптомы.

— Это уже серьёзно! — засмеялась она.

— Помнишь, я тебе говорил, что везём сигнал — вербный мёд? Теперь ты убедилась, что это не плод моей фантазии?

— Всё очень странно, — проговорила она, смазывая ладони пахнущей рыбьим жиром мазью. — От тебя действительно хотят избавиться… И мой папа в том числе.

— С папой всё понятно, — попробовал оправдать его Русинов. — Он исполняет свой служебный долг. К тому же боится, что сумасшедший залётный… турист увезёт единственную дочку.

— Допустим, этого он боится меньше всего, — уверенно сказала Ольга. — Он знает, что я никуда не уеду.

— А если сойдёшь с ума? Вместе с туристом?

— Ничего, турист уедет, а я всё равно останусь… Но тот турист, которого я выберу, никогда не захочет уехать отсюда.

— Это не слишком самоуверенное заявление? — спросил Русинов.