Дрезина остановилась у остатков большой кирпичной стены, надпись осыпалась с нее, но еще было видно изображение крылатой машины – самолета.
– «Отдых», – произнес «машинист».
– А ты тут не командуй! У нас для этого Дредд есть, – ответил Глюк, недоумевая по поводу последовавшего ржания.
Доронин хлопнул его по плечу, стараясь не хохотать слишком громко:
– Это, Першуков, была не команда, это платформа так интересно называется. Ну, давай, первопроходец наш, побегай тут, как в промзоне!
Глюк не любил, когда над ним смеются, поэтому решительно шагнул с дрезины, тут же нырнув в сугроб по самую макушку. Видно, громкое солдафонское «гы-гы-гы» донеслось и туда, потому что первым делом наружу показался средний палец левой руки.
Снег летел во все стороны с саперных лопаток, отряд прокапывал себе дорогу, подальше от насыпи уже можно будет ходить, не проваливаясь по пояс.
– Ну, теперь вы и без меня управитесь, – хозяин дрезины завел движок, собираясь ехать задним ходом. – Обратно встречать, или до конца зимы тут остаетесь?
– Там видно будет, – ответил командир и покосился на проводника. Тот вроде не возражал. – Пошутил я. Завтра вечером обратно, сюда же подойдем.
– Сглазите, по дереву постучите!
– До дерева идти далеко. Я лучше по автомату постучу, он надежнее. И от сглаза хорошо помогает.
Доронин не был уверен, что вся группа соберется тут снова в полном составе. Но если что-то пойдет не так… Он уже решил немного подкорректировать планы руководства: да, приказ подрывнику он отдаст, как и положено, но хоть одного бойца отправит обратно в метро. Кого? Да любого, кто на своих ногах идти сможет. Пищухина, Индейца или Глюка желательно, они самые шустрые. А Сафроненко трепло! Им с Илюхой вообще не светит в живых остаться при неблагоприятном повороте событий. Лысый не пойдет сам. Не Лысый он. То есть лысый, конечно, как и большинство подземных жителей, но зовут Егором Илановым. «Машинист» махнул рукой, глухо свистнув в респиратор за неимением звукового сигнала на дрезине, и покатил назад свою клетку, надежно укрытый от хищников. А людей в округе, похоже, и не было, кроме этих насквозь просвеченных радиацией воротил железнодорожного бизнеса и закопавшихся в бункер пары сотен жителей Жуковского.
Командир повернулся к Мухину:
– Ну, Сусанин, надеюсь, не передумал показать нам свою деревню? В болото не заведешь?
– Нет, болото вон там, а мы пойдем через город. Прямо на Ильича пусть копают, тут и ста метров не будет!
– Слышали команду? Копать на Ильича! – Доронин вытянул вперед руку и тут же опустил, разглядев впереди вождя, известный жест которого он сейчас повторял. Из-под снега виднелось чуть побольше ленинской макушки, и было непонятно, указывает ли он дорогу в светлое будущее. Четверо оглянулись в недоумении:
– На что копать? – поинтересовался Глюк.
– Памятник вон там стоит на платформе. Ленин с Красной линии. К нему и идите.
– Очень мне нужно к нему идти! – ворчал Глюк, – Как он только сюда попал, если он с Красной линии? И что такого натворил, что я обязан его отчество помнить?
– Я тебе сейчас расскажу! – Сафроненко отложил лопату. – Он детей очень любил. Сажал на колени и спрашивал: а что тебе подарить на Рождество? И если ребенок хорошо себя вел, то ему дарили флажок и красный шарфик на шею. Называли таких детей пионерами, летом их отбирали у родителей и увозили в лагеря, а там перевоспитывали в духе коммунистической партии. Дедушка Ленин жил недолго, похоронили его у стен Кремля. А как вынесли тело из мавзолея, так тут-то ядерная война и началась! Потом его мумию коммунисты спрятали, молились на нее, и поэтому их никакая Ганза победить не могла! Говорят, Ленина у них украли, так что теперь еще неизвестно, чья возьмет… Поживем – увидим.
– Если сейчас же лопату не возьмешь – и не увидишь! Из-за тебя все тут уши развесили, не работают!
Хотелось врезать лентяю от души, но добираться до Сафроненко по глубокому снегу тяжело, а бойцы не пропускали командира, нарочно столпившись в прокопанной траншее. Доронин и сам был не прочь посмеяться, но не вместо дела! До рассвета оставалось меньше двух часов, и неизвестно, сколько времени займет путь вдоль узкоколейки через половину города до ограды аэродрома. И оттуда еще топать – не ближний свет! Ночи в марте длинные, но покороче полярных будут. А тут по путям два с половиной километра, да по неизвестному ландшафту, а потом еще до бункера – полтора. Хорошо хоть проводник обещал дорогу ровную и снег неглубокий, но оружие надо держать наизготовку, потому что дрезина-клетка уехала, больше ничего не защищает отряд.
– Лысый, ты как? Деревьев и развалин тут достаточно?
Здоровяк кивнул и указал на голову памятника, до которого было уже недалеко:
– Он тоже лысый. Я его портрет у «красных» часто видел.
– Это когда торговлей занимался?
– Ну да. Лучше уж этот вождь и коммунисты, чем сатанинские жертвоприношения. Народ там нормальный, спрос на Красной линии, как везде: спирт да сало.
– Уй! – Сафроненко наткнулся на что-то в снегу.
– Забыл предупредить – там ограждение! – Мухин отступил назад. – А вот дальше свободно пойдем…