Стоянка запрещена

– Я общалась с твоей мамой двадцать минут. Людей, которые с первого взгляда оценивают других людей, не уважаю. Нельзя человека понять за мгновения. Тем более человека, находящегося в исключительно тяжёлом душевном состоянии.

– Она хорошая.

– Верю. Что тебя беспокоит, Настя?

– На месте папы я тоже бросила бы маму, – неожиданно выпалила девочка. – Нет! – испугалась она собственных слов. – Я очень люблю маму, а он – шваль!

– Это очень важно!

– Что? – не поняла Настя.

– То, что ты сформулировала свою главную проблему и произнесла вслух. Сказала, и мир не рухнул. Хотя… Смотри, снег пошёл.

Ветра по-прежнему не было. Снег посыпал крупный – с фалангу моего пальца. Не кружевные снежинки, а бугристые сгустки. Снежинки, наверное, слепились в атмосфере, приближаясь к земле. Но и то, что сыпалось, планируя, выглядело романтично. Мы несколько минут молча наблюдали, как оледенелые ветки покрываются белым снежным пухом. Наверное, деревьям это очень вредно, ветки сломаются под тяжестью. Зато очень красиво.

– Тебе будет гораздо легче, – сказала я. – И пожалуйста, не называй папу швалью. Тебе не подходит плебейская лексика, ведь ты – маленькая леди.

– Правда?

– Совершенно точно.

– Я ему однажды в лицо сказала, он чуть не заплакал.

– Попроси прощения.

– Ладно. Ася, вы не замужем, да? Почему?

– Нет рядом человека, с которым стоило бы связать судьбу.

– Не встретился или вы с ним поссорились? – задала девочка точный вопрос.

– Поссорились.

– Из-за чего?

– Из-за глупости. Расскажу тебе, – вдруг решилась я, – только строго между нами. Можешь смеяться.

– Не буду, – пообещала Настя.

Но когда я в лицах пересказала дурное кино в жанре комедии положений, Настя не удержалась от хихиканья.

– Это очень важно! – подражая взрослому голосу, сказала девочка.

– Что?

– Что вы сумели с юмором рассказать про ситуацию, которая вас па́рит.

– Мучает, – автоматически поправила я. – Парят в бане. Ах ты проказница! Вернула мне мою мудрую мысль.

– Ага! – весело согласилась Настя.

– Не загордись. Но честно говоря, я не подозревала, что с двенадцатилетней девочкой можно говорить практически на равных. Замёрзла? Давай свой рюкзак, натяни поверх перчаток мои варежки. Мне не холодно, я люблю, когда руки дышат. Провожу тебя, двинули к твоему дому.

– Ася, а почему бы вам не написать Косте письмо?

– В Австрию, на деревню, названия которой не помню?

– По электронке, – удивилась моей тупости Настя.

– Это мысль! – Я даже остановилась, поражённая. – Почему она мне самой не пришла в голову?

– Потому что влюблённые глупеют, – приплясывала на месте девочка. – Когда я втрескалась в Сашку Петрова, у меня даже «тройки» появились.

– Прибавили шагу, – скомандовала я, – ты закоченела. Дрыжиков поймала?

– Ага. Я ещё про сайт хотела сказать…

Настя дала толковые советы, но сайту вряд ли суждено появиться без финансовой поддержки Кости. «А шулерские десять тысяч, которые привезла Лара и которые бабушка спрятала между старыми квитанциями платежей за квартиру? – вспомнила я. – Будет справедливо и логично, если деньги из бюджета радиостанции пойдут на создание сайта одной из передач. Ай да Настя, ай да умница!»

Около её подъезда я спросила:

– Хочешь, поговорю с твоей мамой? Объясню, что нельзя ребёнка использовать в качестве орудия возмездия.

– Нет, – покачала головой Настя. – Она не поймёт, только хуже будет. Спасибо, я сама.

Договариваясь снова увидеться, я нисколько не кривила душой. С Настей было интересно. Да и общение хоть с одним слушателем «Словарика» мне только на пользу.

Письмо Косте я писала две недели. Мысленно – каждую свободную минуту, за обедами и ужинами, в транспорте и на улице. Отстукивала на рабочем компьютере и на домашнем. Если бы писала от руки – испортила гору бумаги. В новогоднюю ночь, когда бабуля ушла спать, а родители привычно ругали телевизионные программы, я отправилась сочинять. Сочинять, набирать на клавиатуре, потом всё удалить, чтобы написать новый текст и его стереть… Десятки, если не сотни, вариантов, и ни один не годится. Я измучилась до такой степени, что уже подумывала, не выплеснуть ли крик души в одном предложении: «Ты меня истерзал, проклятый!»