Стоянка запрещена

– Я буду в эфире? – настойчиво спросил Сталин, он же Сергей Владимирович.

– Скоро рекламная пауза, потом вице-мэр ещё несколько слов скажет. Затем будем принимать звонки. Может, через несколько минут позвоните? – с надеждой и явной подсказкой спросила я.

– Нет! – воспротивился дядька. – Оставьте меня на линии. Я дозвонился, право имею.

Так в прежние времена отстаивали своё место в очереди: я тут стоял, на минутку отошёл, предупреждал, стоял – и точка. Если я нажму на рычаг, отключу хулигана, ничего не изменится, ведь наряд милиции уже мчится к нему. Что делать?

– Продиктуйте свой номер, мы потом наберём, – искала я пути спасения Сталина.

– Как же! От вас дождёшься. Требую оставить меня на линии!

– Требовать вы, конечно, можете…

– Но вы меня отключите? Ася Топоркова! Девушке с таким чистым голоском стыдно не уважать пенсионеров.

– Даже не представляете, насколько правы!

Он находился, вероятно, недалеко, спецназ домчался быстро.

– Тарабанят в дверь, – воскликнул дядька, – ломают замок, кричат, что милиция. Вы способствовали? Сексотка! А ещё детей учит!

– Сталин! То есть как вас там… Быстро в туалет. Сели на горшок, в смысле – на унитаз. Простите за натурализм, но штаны спустите, будто вы по надобности. И обязательно – слышите? обязательно! – трубку на рычаг положите! У них против вас законов нет. Бегите!

Я шлёпнула трубкой в гнездо с таким чувством, словно отдала приказ о пуске ракет по целям собственной армии. Будет мне и за ракеты, и за предательство корпоративных интересов.

Игорь, который вёл передачу, фильтровал звонки граждан, помнил о рекламных паузах и музыкальных проигрышах, покрутил пальцем у виска: чокнулась!

– Не выдавай меня, – тихо попросила я. – Научу архаичным идиомам, которые девушек зомбируют. В штабеля укладывают. Как в поезде, представь: плацкартный вагон – идёшь по проходу, а слева и справа лежат красотки – все твои.

– Честно? – изумился наивный Игорь, щёлкнув каким-то тумблером (надеюсь – правильно щёлкнув…).

– Зуб даю!

Миновав «Столовку», отправилась прямо домой. Каждые две минуты я набирала сотовый Кости. Не продюсеру же звонить!

Костя ответил, когда я через силу поглощала заказанный мною и приготовленный бабушкой обед – супчик вегетарианский.

– Извини, не мог ответить, – быстро говорил Костя. – Ты не поверишь! Врываемся: пять мужиков в бронежилетах – как Ходорковского ломать! – следом Сеня, фээсбэшники… Я, понятно, в первые ряды полез.

– Понятно, без бронежилета.

– Ага. Декорации: хрущёба, район Черёмушек, знаешь?

– Конечно.

После Москвы, в шестидесятые годы, новостройки в областных и районных центрах стали называть Черёмушками. Красивое, милое слово, замечу.

– И что террорист? – спросила я, замерев.

– На толчке сидел. Представляешь? Дверь выбили, она на честном слове держалась, пять гренадёров с автоматами наперевес, комнаты зачистили, толкаемся, друг другу мешаем, на ноги наступаем. Никого! И только в сортире обнаруживаем сморчка, который нужду справляет. И лыбится дедок, глазами хлопает: «Мальчики, не пожар ли?»

– Значит, он сообразил и штаны снял! – воскликнула я. – Молодчина!

Повисла пауза. Я поняла, что выдала себя с головой.

– А-с-я-а! – простонал Костя. – Зачем?

– Мне жалко его. Вдруг это больной человек?

– На всю голову.

– Костя, Сталина не били?

– Да никто и не собирался его мордовать. Запугать хотели. Что, впрочем, и сделали. По полной программе. Ещё и заставили бумагу подписать – филькина грамота, конечно, – что больше не будет на радио звонить.

– Он всё-таки больной психически или здоровый?

– Он старый и одинокий. По телефонам соседей и приятелей звонил. Напрашивался в гости и атаковал нас. Дедку адреналина не хватало.

– Несчастный! У пожилых людей бывает форма психического расстройства, которая называется бред ущерба и обнищания. Это когда старику кажется, что все его обкрадывают: пришла соседка – из холодильника масло сливочное унесла, невестка заезжала – сотню рублей из кошелька вытащила, зять продукты привёз, так банку солёных огурцов умыкнул. С двоюродной сестрой моей бабушки то же самое было. Настолько достоверно жаловалась, что участковый врач стала родственников стыдить: как вам не совестно старушку обворовывать? А потом к специалисту обратились, который про бред ущерба и обнищания растолковал. Только забыл сказать, как с ним бороться. Из благих побуждений родственники собрались и коллективно бабушке свою невиновность доказали, а через неделю она умерла.

– Не улавливаю аналогии.

– Бабушка на том самом адреналине, про который ты упомянул, жила, страстями питалась. Они кончились, и умерла от стыда.

– Хочешь сказать, что Сталину надо было позволить и дальше вопить в эфире? Развитие идей Достоевского! У того слеза ребёнка, а у тебя сопли маразматика.

– Костя, не злись, пожалуйста!

– Всех ей жалко! Ну всех!

– «Ей» – это мне?

– Опять, да? Замучила своим русским языком. Полдня тренируюсь: одеть – кого? надеть – что?

Пошли помехи – это Костя мотает головой. Он всегда так делает, когда переполняют эмоции. Словно вытряхивает из себя избыток чувств.