Сто семидесятая

На Матере мне казалось, что только я одна вижу всю правду происходящего. Я смотрю в лица ратенмарцев, каждый из которых повинен в чьей-то прошлой или будущей смерти. И если их собственные руки не измазаны в живой крови невинных, то только потому, что от них требовалось исполнение другого долга, который рано или поздно всё равно должен привести к неминуемой гибели живого существа.

Все они на Матере были подлыми лжецами. Только я, только я одна, не виновная ни в чьих страданиях, заслуживала спасения. Но не остальные.

Не они. В них не было ничего достойного пощады.

Зигма тоже показалась обителью зла. Тот же невыносимый уклад, где моё место снова оказалось самым жалким из всех. Здесь все жили лучше, чем я, несмотря на то, что я одна была достойна лучшей участи. Ведь это я была жертвой.

Но было ли всё именно так, как мне казалось?

С точки зрения прежней Юны правда выглядела более чем очевидной — но существовала и другая Юна. Эта глупая Хранящая, чьё сердце дрогнуло, когда неизвестный Синий целовал лоб погибшей девочки, и которая позволила речам обманщиков о тяжёлой участи всего народа проникнуть в душу, эта Юна вдруг увидела какую-то странную параллельную реальность. Словно оказалась по другую сторону кривого зеркала.

Да, жизнь Хранящей была ужасна. Но отличалась ли жизнь других ратенмарцев настолько сильно от моей собственной?

Возможно, они лучше ели, может, их каюты были на пару шагов больше моей, но в остальном… в остальном у них была та же жизнь, что и у меня.

Ратенмарцы выдали девушкам-тейанкам те же самые идеалы и принципы, в которые верили сами, заставив разделить общую с ними судьбу. Многие из них понятия не имели, кем на самом деле являются Хранящие.

Когда тандерцы атаковали корабль с детьми, Синие с Зигмы искренне пытались помочь всем, вне зависимости от того, какого цвета была форма малышей. Кэртис, сердясь, не понимал, почему у Хранящих такая странная программа. И даже ин Герм не заметил крошечной несостыковки, когда я объясняла принципы проверки здоровья любого ратенмарца. Никто из них не знал, кто такие Хранящие. И потому не отличал как чуждых представителей другой расы.

И пусть участь тейанок была незавидной, девушки в белом жили. У них была цель, предназначение, в которое они свято верили. Они дышали для того, чтобы поддержать родную, как они считали, Империю.

И в этом — в главном — они ничем не отличались от остальных ратенмарцев.

Каждый был по-своему важен. Пусть система неумолимо отмеряла долю этой значимости, обычные ратенмарцы — обычные люди — в кун опасности следовали неписаным законам, говорившим, что в беде нужно помочь, не бросить, поддержать.

Да, у тейанок была незавидная судьба. Хранящие, при одном взгляде на содержимое их тарелок или учебную программу, представляли собой не более чем расходный материал. Но была ли участь ратенмарских десантников, гибнущих сотнями и тысячами, лучше?

Все вокруг просто жили своей жизнью и винить их за это было странно. Не винить же тех, кто уничтожил мой народ, было невозможно.

Ошибкой были не ратенмарцы, чьей смерти я так и не научилась желать искренне, от всего сердца. Как не умела желать смерти ни одному живому существу. Даже нападая на капитана, я просто выплёскивала собственную ярость, клокотавшую внутри и умело встревоженную нужным словом.

Ошибкой была я сама.

Эта ярость была на себя саму. За то, что, как и у ратенмарцев, у меня была своя правда и своя вера. Но, в отличие от них, я, слабая и испуганная мерещившейся повсюду болью и смертью, не находила храбрости, чтобы прожить свою правду до самого конца, пока ратенмарцы проживали свою веру круг за кругом. Верой в то, что они делают. И ради этой веры они были готовы жертвовать не только другими, но и собой. От последнего механика до капитана.

Мне следовало давно покончить с собственным существованием, но я никогда не находила храбрости.

Впервые я почувствовала силу здесь, на Зигме, когда наконец призналась самой себе, что жить так невозможно.

И вот, приняв решение, и словно облегчив тем душу, я остановилась на этом. Словно самое сложное было уже за плечами. Будто я уже всё сделала.

Я погрузилась в учёбу и позволяла себе изнывать от ласк врага, оправдываясь раз за разом, что всё это только временно и вскоре… Нет, этого слова я никогда не произносила даже в собственной голове. Это слово душило и подавляло, и потому я предпочитала не думать о нём. Нет, не забыть! Просто не думать пока, ведь мне предстояло подготовиться: найти способ, возможность, нужный момент. Всё это было важным и потому я должна была — но могла не спешить.

Я предпочитала вести свою новую временную жизнь, окончательная цель которой должна была оправдать и помиловать меня за всё. На самом же деле я просто спряталась от своей правды, отыскав удобную лазейку.

Возможно, я одна прожила обратную сторону всех самых жутких поступков ратенмарцев, ведь только я знала правду о том, кем являюсь. И потому не могла, не должна была им разрешить использовать меня так, как остальных.