Сто рассказов о Крыме

Криштоф Елена. Сто рассказов о Крыме

От автора

Что за книга перед вами?

Некий путеводитель по судьбам и событиям?

Или плод предельного самовыражения — признание в самой большой любви, любви к своему времени?

А может, я просто собрала под одной крышей сюжеты, уже кем-то когда-то рассказанные и чуть только повернула их той стороной, которая казалась мне более значительной?..

Пожалуй, ни одно из однозначных этих определений не верно. Есть в книге события и люди, давно знакомые по романам, повестям, поэмам. Есть и то, чего, кроме меня, никто из писателей или журналистов не увидел, не узнал в силу каких-то обстоятельств и причин. Но, в первую очередь, больше отдельных судеб и фактов интересовал меня портрет родного края, Крыма, и каждый рассказ становился как бы камешком в этом многоцветном мозаичном портрете. Именно он, этот общий портрет, был предметом моих хлопот.

Что же касается определения жанра, то далеко не все рассказы этой книги имеют привычный сюжет — с завязкой, кульминацией и развязкой. Рассказы — это то, что рассказано. Иногда это очерки, иногда зарисовки событий, из которых и складывается большая История.

Воображенью край священный

Воображенью край священный:

С Атридом спорил там Пилад,

Там закололся Митридат…

А.Пушкин

Орест и Пилад

Есть поступки, которые человечество не забывает. Передавая суть их из уст в уста, от поколения к поколению в течение — странно сказать! — тысячелетий, человечество питается их нравственной силой. Отдаляясь от времени своего свершения, поступки или случаи эти не меркнут. Подхваченные преданиями, расцвеченные пером великих мастеров, разменянные на мелкую, но ежечасную монету поговорок и присказок, они живут с нами.

История, которую и я хочу повторить, — ровесница хитроумного Одиссея и многострадальной Трои, но случилась она на крымской земле. Побережье полуострова в то время населяли племена тавров, очень ревниво относившихся к какой бы то ни было попытке чужестранцев проникнуть в их владения. Попросту говоря, тавры их ловили и убивали, принося в жертву своей богине Деве. Храм богини, как считают нынче некоторые ученые, находился на мысе Ай-Тодор. А жрицей в храме была, как ни странно, гречанка Ифигения. Ифигения томилась по своей родине, столь солнечной и желанной, что берега нашего полуострова казались ей вечно пасмурными и мрачными. Я думаю, то, что она в течение многих лет должна была готовить жертвы к закланию, тоже достаточно угнетало ее дух.

Тут надо сказать, что в свое время саму Ифигению должны были убить на алтаре Артемиды-охотницы, выпрашивая у своевольной богини попутного ветра к берегам Трои. Уже повалили, уже нож блеснул над дочерью царя Агамемнона, да сжалилась Артемида: невидимо для смертных прикрыла девушку, почти девочку, плащом, перенесла в Тавриду. Но что за жалкая участь изгнанницы! Ни слова, ни звука на родном языке, только однообразный рокот волн, только шум ветра в голых камнях…

И вот однажды в бухте возле храма появляется греческий корабль. Приплыл он тайно, ночью, и, как объясняет легенда, у тех, кто привел его, были свои счеты с богами и свое задание от них, а какое, мы не будем углубляться. Лучше представим, как стоят они перед жрицей, два молодых, выслеженных и схваченных таврами грека, и она жадно ловит каждое их слово, жадно всматривается в открытые, смелые лица, а они нехотя цедят подробности о далекой родине… Зачем растравлять душу воспоминаниями? "К чему грозящий жребий еще слезами отягчать, жена?" К чему перебирать милые подробности той жизни, к которой они не вернутся?