Сто полей

Страны за пределами ойкумены всегда хиреют от холода или жары, без благой государевой силы. Когда страна аломов была Горным Варнарайном, это был край винограда и оливок. А теперь растут ячмень и пшеница среди вырубленных оливковых плантаций. Лохматые козлы и собаки помыкают стрижеными баранами, нечесаные рабы помыкают собаками, а нестриженые бароны помыкают нечесаными рабами.

Неревен тоже не стриг волос: но это потому, что человек за пределами ойкумены не должен ни стричься, ни умащаться, если хочет вернуться живым, а борода у Неревена еще не росла.

Неревен вздохнул и поглядел на людей за яшмовым столиком. Холодное, усталое лицо Арфарры было тщательно выбрито, так что можно пересчитать каждую морщинку у рта. Зеленый монашеский паллий, простой, безо всякого шитья, однако столь тонкий, что можно было разглядеть под ним завитки кольчуги. Пальцы длинные, холеные, на среднем пальце яшмовый перстень-печать, похожий на третий глаз: Боги чародею не указ.

Но господин Даттам!

Борода короткая, как у знатного варвара, волосы в золотой сетке, пятицветный кафтан, шитый золотом в прикреп, конные сапоги выше колен: не подданный империи, а вассал короля. Он и ведет себя за чертой ойкумены, как варвар. «Как свободный человек», по-здешнему.

И хотя глаза у обоих называются золотыми, очень удачливые глаза по здешним приметам, видно, что глаза все-таки разные: у Арфарры глаза, как у мангусты, с яшмовыми прожилками, а вот у Даттама, действительно, – золото.

Даттам, однако, не чародей – Даттам вор и бунтовщик, а теперь и того хуже – торговец.

Даттам шевельнулся над доской.

Левый купец его завладел седьмым зеленым полем. Ах, нет! Пешка учителя побывала там раньше. Стало быть, не завладел, а только получил право пользования.

Купец – странная фигура: трижды за игру ходит вкривь. Да и «сто полей», если призадуматься, странная игра. Говорят: в Небесном Городе зал приемов зовется «сто полей». Говорят: игре две тысячи лет, и принес ее с рисом и с тремя таблицами сам государь Иршахчан. А как, если подумать, мог государь Иршахчан принести игру с купцами, если он отменил «твое» и «мое»?

И еще при государе Меенуне купцов и торговцев не было, все в деревне говорили, что они завелись в Варнарайне только после восстания Белых Кузнецов, двенадцать лет назад.

Арфарра-советник перевернул одну из фигурок и нажал на планку в водяных часах.

Синяя пирамидка перестала плакать, а розовая, наоборот, заплакала. По уровням воды было видно, что Даттам играет гораздо быстрее, чем королевский советник, а по доске было видно, что Даттам играет, не давая себе труда подумать.

Тут мангуста насторожила уши и обернулась к окошку: где-то в перестроенных покоях началась суета. Арфарра сделал знак Неревену, тот поднялся и побежал анфиладой пустых залов.

Король действительно въезжал во двор с верными, дамами и горожанами. Дождь перестал, как и предсказывал учитель, едва показался король, с крыши уже кто-то сбрасывал зерно, солнце плясало на копейных значках и боевых веерах.

Кафтан на короле был белого государева цвета, однако намок под дождем, и под ним проступил бордовый лакированный панцирь. Дамы королевской свиты, распаренные и крепко сбитые, били сапогами по конским ребрам, а мечи за спинами верных вовсе не походили на церемониальные.

Ах! Разве можно сравнить это с Государевым Дворцом! Государев Дворец – весь под серебряной сеткой, дождь над ним не идет, и по слову государя цветы склоняют свои головки, и звери приводят к нему своих детенышей!

И Неревену на мгновение представилось, как в Зале Ста Полей государь кивает ему головой и жалует чиновничий кафтан, и Неревен покидает залу, пятится, пятится, потому что поворачиваться к государю спиной нельзя, – и идет от одной дворцовой управы к другой в платье, украшенном изображением единорога и феникса…

Тут грязь из-под чьих-то копыт облепила его с головы до ног, а всадник сказал:

– Простите.

Неревен удивился, что всадник извиняется, забрызгав пешего, поднял голову и увидел, что владелец голоса сидит на лошади, как мешок с рисом. Неревен спросил по-вейски:

– Вы – веец?

Незнакомец задергал узду, понапрасну мучая коня, чтобы тот стоял на месте.

– Нет, – сказал он. – Наш корабль, – тут он запнулся, ища слово, – пришел из-за моря.

По-вейски человек говорил так же скверно, как по-аломски.

Тут король Варай Алом заметил послушника и закричал на весь двор, чтоб тот известил хозяина. «Не хозяина, а учителя», – обиделся Неревен. Поклонился, однако, отошел, пятясь и побежал обратно через сырые покои.

Вслед засмеялись, потому что перед королями не то что пятясь не ходили, – короли во весь двор кричали, – однако Неревен ничего не мог с собой поделать.

На обратном пути, убедившись, что крыло пустынно, а учитель и Даттам сидят в гостиной, Неревен прикрыл дверь в спальню Даттама и принялся ее обыскивать.