Сто лет

– Если быть честной, нет… Но ведь я поехала туда работать, а не наслаждаться жизнью.

Они обменялись взглядом. Он, как вор, выглянул из-за большой доски. Она почти насмешливо улыбалась, словно его вопрос показался ей глупым.

– Мой отец тоже рано умер. Я был еще подросток.

– И как же вы жили? Вам пришлось работать?

– Нет. Моя мать открыла школу в Бергене, на это мы и жили.

– Открыла школу!.. Господи! Наверное, ваша мать очень умная женщина! – воскликнула Сара Сусанне.

– Думаю, и ваша мать ничуть не глупее, но, чтобы открыть школу, требуется небольшой стартовый капитал.

У моей матери он был. К тому же в ваших местах едва ли была нужда в школе с пансионом.

– Как сказать!.. Мы в Кьопсвике все нуждались в знаниях. Нам их так не хватало! Но платить за учение было нечем. Поэтому и торговля у нас не очень ладилась после смерти отца. Моя мама для этого не годится.

– Вам не хватает общества образованных людей?

– Ну, уж раз вы сами спросили об этом, иногда было бы приятно поговорить не только о ценах на рыбу, урожае картофеля и направлении ветра.

– Направлении ветра? – Пастор засмеялся. – У вас любящий муж.

Они снова обменялись взглядом. Но на этот раз она не улыбнулась.

– Вам, конечно, известно, что у моего мужа серьезный дефект речи?

– Да. Но вы сами выбрали его, или это был выбор вашей семьи? – осторожно спросил он.

Ее взгляд скользил по окнам, словно она хотела выиграть время.

– Для такой девушки, как я, было только два пути.

– Вот как? И что же это за пути?

– Либо выйти замуж, либо утопиться в море.

– Крепко сказано. Неужели все так плохо? Я имею в виду замужество?

– Нет, не замужество. Но нельзя выходить замуж за кого попало. Ведь это на всю жизнь. За это придется отвечать перед Богом и перед людьми. А когда рождаются дети, тут уже поздно думать, что, может быть, лучше было бы утопиться.

– Неужели вам в голову приходят такие мысли? – осторожно спросил пастор, глядя на проведенные им линии, но не видя их.

– Нет! Юханнес хороший человек. Было бы грешно раскаиваться, что я вышла за него, – уверенно ответила она.

– Вы правы, – согласился он и почувствовал, что краснеет.

Он спрашивал ее о серьезных вещах. Ведь он пастор и духовный наставник. Почему же его так задел ее ответ?

– Что тебе больше всего хотелось бы сделать, если бы у тебя была такая возможность? – спросил он и с удивлением услышал, что обращается к ней на ты.

Она покачала головой и отказалась отвечать.

– Неужели мечты так велики, что о них и говорить нельзя?

– Да-а…

– Но пастору можно сказать обо всем. – Ему хотелось подбодрить ее.

Сара Сусанне сжала губы и дышала через нос, словно пыталась силой удержать рвущиеся с языка слова. Потом как будто решилась, расцепила сцепленные руки и посмотрела ему в глаза.

– Прежде всего я бы выучилась на доктора. На конфирмации я была первой и к тому же умею неплохо лечить раны. Вид крови меня не пугает. Я часто замечала, что ее нетрудно остановить… Наверное, я могла бы помогать людям. Только что об этом думать.

Он промолчал. Что он мог сказать ей, кроме пустых слов утешения о великом предназначении женщины быть матерью. Заметив, что Сара Сусанне уже жалеет о сказанном, он спросил, о чем еще она мечтает.

Она сложила руки на коленях и наклонилась к нему. Ее грудь несколько раз поднялась и опустилась. В пустой церкви слышалось ее напряженное дыхание.

– Думаю, я могла бы читать наизусть длинные отрывки и стихи. Это как поток, текущий во мне от другого человека. Я могла бы предстать в другом образе и забыть свое «я». Чтобы люди увидели этого другого человека и восхитились бы им.

– Тебе хотелось бы выступать на сцене? Стать актрисой?

Она смущенно кивнула и пошевелила ногами. Сдвинула колени. Словно вдруг заметила, что сидит не совсем прилично. И смущенно улыбнулась, хотя глаза у нее были серьезные.

– Ты когда-нибудь была в театре? Она отрицательно покачала головой.

– Мне было четырнадцать лет, когда я первый раз попал в театр. В «Комедихюсет» в Бергене. Там играли датские актеры. Это произвело на меня огромное впечатление. Помню, я записал в дневнике: «С этого дня начнется новая эпоха в моей жизни». И не ошибся. Ты знаешь, что в Бергене я работал в театре?

Она удивленно подняла брови:

– Но разве пастор может быть актером?

– Я был не актером, а режиссером. Однако… Очень быстро оказалось, что теологу это не подобает. Так что препятствия возникают не только у молодых женщин. – Он улыбнулся.

– А люди, которые пишут пьесы? Какие они? Я хотела спросить, вы их встречали?

– Случалось. Правда, Хольберг к тому времени уже умер, а молодой Ибсен появился там, когда я уже уехал, но…

– О, мне так хотелось бы встретить кого-нибудь, кто пишет книги…

– Ты интересуешься драмами и литературой?

– Драмы… литература… Да, наверное, только я понимаю в них не больше овцы.

– Откуда у тебя этот интерес?