Сто лет

– Все море будет окрашено кровью! – воскликнул пастор Йенсен, словно они увидели одну и ту же картину.

Их глаза встретились. Испуганные. Удивленные. Понимающие.

У пастора были покрасневшие скулы и орлиный нос. Борода скрывала рот, но ясно просматривался изгиб верхней губы. Темные волнистые волосы с проседью. У одного виска вилась смешная кисточка.

Мужчины с удивлением посмотрели на пастора, но промолчали. Да и что на это скажешь? В наступившей тишине, которая кому-то могла показаться тяжелой, хозяин перевел разговор на то, что пастор в свое время был депутатом стортинга от Нурланда.

– Вам предстоит еще много поездок в столицу? – спросил он у пастора.

Пастор моргнул несколько раз и передвинул десертную ложку.

– Не думаю, – ответил он. – Поездка в Кристианию не из легких, а политическая мельница мелет медленно. Из-за этого возникает чувство, что все усилия, направленные на то, чтобы улучшить жизнь у нас на Севере, совершенно напрасны.

– У пастора столько дел! – вздохнула его жена. – А ему, ко всем своим обязанностям, еще хочется заниматься живописью и писать философские сочинения.

Саре Сусанне слово «философия» показалось странным. Далеким от обычной жизни. Оно напоминало о древних мудрецах, которые, завернувшись в простыни, ходили среди белых колонн. Это было слишком далеко от того, что можно было ждать от человека, призванного крестить детей, венчать взрослых и провожать покойников в последний путь.

– Было много споров, в которых вы принимали участие, придерживаясь… как бы это лучше выразиться… не пасторской точки зрения, – хохотнул Берг.

– Вы имеете в виду прения о том, что чиновников следует освободить от обязательства принадлежать к государственной церкви? – спросил пастор, и его раскатистое бергенское «р» застряло у гостей в ушах.

– Трудно было ждать такого от пастора, – признался Дрейер.

– Да, наверное, в этом была доля провокации. Но с другой стороны, кто лучше пастора знает, как важно для человека быть честным, знает, во что люди верят и что они собой представляют. В обществе слишком много недомолвок и фальши. Можно прекрасно разбираться в политике, экономике и понимать, что важно для общества, даже не принадлежа к государственной церкви.

Возникла тишина – возразить на это было нечем. В наступившей тишине хозяйка спросила у пасторской четы, как им нравится в Стейгене. Все обернулись к пасторше. Она сделала вид, что не заметила этого. Спокойно поддев вилкой кусочек картошки, она отправила его в рот.

– О, спасибо! Нам очень нравится! И детям, и нам с женой, – ответил пастор.

– Вот только люди выпускают свою скотину на пасторские земли! – неожиданно сказала пасторша.

– Я понимаю, из-за такого могут возникать ссоры, – вздохнула хозяйка и многозначительно оглядела своих гостей.

Все улыбались. Кроме пасторши. Ее подбородок дерзко смотрел в комнату, темные глаза блестели. Красиво очерченные губы были крепко сжаты. Прямой пробор делил волосы строго на две половины. Прямой нос подчеркивал эту симметрию. Сегодня пасторша почти все время молчала. Несмотря на то что уже достаточно хорошо владела этим, на ее взгляд, нелогичным норвежским языком.

– Урсула герой, она прекрасно со всем справляется. С детьми… с хозяйством… – Пастор прикрыл рукой руку жены и долго не снимал ее. – Но сменить жилье не так-то просто, – сказал он наконец.

С ним все согласились, хотя из сидевших за столом мало кто имел опыт в подобных делах. Сара Сусанне о своем опыте помалкивала.

– Жаль, что Арнольдус не смог приехать и познакомить нас со своей молодой женой, – обратилась хозяйка к Саре Сусанне.

– Да, такая погода!.. – быстро отозвалась Сара Сусанне.

После того как Арнольдус женился, она видела его всего два раза. И старалась убедить себя, что его жена в этом не виновата. Но бесполезно. Она плохо себя чувствовала в обществе невестки. Было что-то такое в ее голосе. В смехе. Сара Сусанне понимала, что все дело не только в Эллен, но и в ней самой. И никому не говорила об этом. Если при ней заходил разговор о невестке, она никогда не осуждала ее, но и не хвалила.

– Да-да, мальчику давно пора было жениться! – воскликнул хозяин.

– Вы правы, – согласилась Сара Сусанне и осторожно положила на край тарелки две рыбные косточки.

– Позволю себе сообщить, что наш пастор должен написать новый запрестольный образ для церкви в Вогане, – объявил хозяин.

– Да, это уже из области призвания. На это потребуется время. Я начал понемногу делать наброски на тему моления о чаше в Гефсиманском саду, там Иисус и ангел. Но мне нужна живая модель.

– Модель? Для Иисуса? – осмелилась спросить Сара Сусанне. Она сидела справа от пастора.

– Нет, для ангела. – Он повернулся к ней всем корпусом.

– Боюсь, с этим у вас возникнут трудности. Мужчин в нашем краю трудно назвать ангелами, – сухо заметила Магдалене Бордервик.

Ее слова вызвали общий, хотя и негромкий смех.

– Вы уже выбрали кого-нибудь, кто согласился быть ангелом? – спросила фру Берг.

– Еще нет, – признался пастор, все еще глядя на Сару Сусанне.