– Мне сегодня приснился страшный сон, – неожиданно, не подумав, сказала она.
– Ты его помнишь? – спросила Эрда.
– Да, немного, но главное, он был очень страшный.
– Расскажи, – попросил Бьярне и рукой вытер малышу рот.
Йордис помолчала и искоса взглянула на Ханса. Он ел булочку.
– Мне приснилось, что я находилась на пароходе, в который попала торпеда, однако мне удалось доплыть до берега. Со своим животом я с трудом перелезла через камни. А когда оглянулась, то увидела, что это не камни, а мертвые солдаты. И под каждым лежал такой же мертвый ребенок. Солдаты как будто прикрывали детей своими телами… Этакие ракушки. Но, видно, это не помогло. Дети все равно погибли. Я ползала вокруг и единственная во всем мире знала, что мертвые тела не могут спасти мертвых детей.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что единственная это знала? – спросил Ханс и доел булочку.
– Просто
– Грустный сон, – сказала Эрда и бросила на противень тесто для первого хлеба.
– Я-то была живая…
– В твоем положении это вредный сон, – сказал Ханс.
– Человек не властен над своими снами, – заметил Бьярне.
– Скорей бы кончилась эта война! – воскликнула Эрда. – Все эти продуктовые карточки… Предписания и запреты…
Йордис глубоко вздохнула, потерла рукой спину и выпрямилась.
– Когда не будет карточек, мы с Хансом останемся без работы, – засмеялся Бьярне.
– Как бы то ни было, но нам еще не плохо, – тихо сказала Йордис.
Низ живота тянуло. Неужели подошло время? Она медленно встала и поблагодарила за кофе с булочками. Потом прошла в сени, чтобы взять анорак и сапоги. Ей хотелось выйти в уборную, чтобы побыть одной.
К хлеву вела скользкая тропинка. Синели сугробы, хотя было еще не поздно. Йордис шла раскинув руки, словно канатная плясунья. На невидимом канате.
Бьярне заботится о своей семье, подумала она. Построил дом, и хлев тоже совсем новый. Правда, они с Эрдой поженились еще
Сидя в уборной, она снова почувствовала, что у нее внутри как будто что-то рвется. Здесь, у Эрды, рожать во всяком случае нельзя. Эрде хватает своих забот. Хельга обещала Йордис помочь при родах. А более надежного человека, чем Хельга, Йордис не знала.
Войдя в сени, она услыхала сердитый голос Эрды:
– Бьярне, ты должен известить власти, что у тебя есть сапоги! Немцы объявили, что это нужно сделать до четвертого ноября!
– И ждать, что они явятся и заберут мои последние сапоги?
– Бьярне прав, Эрда. Резиновых сапог теперь не достать. А искусственный материал и рыбья кожа для зимы не годятся, – заметил Ханс.
– Они не думают, что нам тоже нужна обувь. Для этих парней с большими ногами мои сапоги на вес золота. И не кричи об этом так громко, Эрда, – шепотом сказал он и вышел в сени с сапогами в руках. Они сохли возле печки.
– Но если ты встретишь немцев, они оторвут у тебя сапоги вместе с ногами! С чем ты тогда останешься? – прошипела Эрда в открытую дверь.
– С тобой! – хохотнул Бьярне.
– Тебе лишь бы смеяться. Но ведь правда, все, за что мы платим свои кровные деньги, в любую минуту может оказаться в этих жадных немецких лапах! – возмутилась Эрда, забыв, что хотела отчитать Бьярне.
– Альфред тоже не известил, что у него есть сапоги. На сапогах ведь не написано, заявлено о них или нет, – примирительно сказала Йордис.
– Альфред – рыбак! Он не может идти на промысел босиком. Бьярне – другое дело. Здесь у нас многие готовы стать
– Люди, которые зарыли свои ружья, рискуют куда больше, чем я, – сказал Бьярне и покосился на Ханса.
– Нам пора домой, – тихо сказала Йордис и положила руку на плечо Хансу.
– Почему? Ведь мы собирались побыть тут до вечера, – удивился Ханс. – Мы с Бьярне еще зайдем поболтать с соседом. – Он говорил громко.
– Ты не понимаешь? Мне нужно домой, – снова попыталась она.
– Я понимаю только, что ты всегда
Йордис стояла посреди кухни, Эрда занималась малышом и на нее не смотрела. Она как будто ничего не слышала. Бьярне уже вышел на крыльцо.
Йордис прошла мимо сестры обратно в гостиную. Поправила диван, на котором спала. Ей было слышно, как за окном мужчины говорили с детьми. Потом под их ногами заскрипел снег, они пошли к соседу.
И опять эта тлеющая боль. Это неизбежное. Которого ей хотелось бы избежать. По крайней мере, пока они с Хансом не помирятся.
Может, стоит сказать Эрде? Нет, тогда Эрда ни за что не отпустит ее домой одну. Она быстро надела бриджи, джемпер и шерстяные носки. Быстро сложила в рюкзак нехитрые пожитки – юбку на бретелях, ставшую ей слишком узкой. Щетку для волос. Коричневую обертку от шоколада «Фрейя», которой она обычно натирала щеки. От нее кожа приобретала красивый цвет.
– Мне надо домой, – сказала она, возвращаясь на кухню.
– Вы поссорились?
– Даже не знаю, – буркнула Йордис.