Читаем Сто лет полностью

На кухне елкой восторгалась прислуга. Но Даниель только улыбался, когда его спрашивали, где он ее срубил. Вокруг было не так уж много таких стройных елок, и он привез ее откуда-то на лодке. Девушкам не терпелось узнать откуда. Они даже предложили ему горячего какао в середине рабочего дня, словно он был приезжим постояльцем, и пытались правдой и неправдой выпытать у него эту тайну.

– Мне трудно объяснить вам, вы слишком плохо знаете побережье, – хитрил он.

Потом большими глотками выпил какао, и вокруг рта у него остались жирные коричневые «усы». Служанки ни на шаг не приблизились к решению этой загадки.

Даниель надел старую каскетку и собрался идти, но неожиданно словно что-то вспомнил:

– Что же я еще хотел сказать? Ах да… Я тут начал кое-чему учиться, помимо всяких там мелочей и рождественских елок. Кристоффер обещал обучить меня читать все буквы.

Девушки с удивлением переглянулись, будто такое не могло прийти им в голову.

* * *

Накануне сочельника Сара Сусанне, уложив детей спать, в одиночестве наряжала елку, двери в гостиную были закрыты. Елка доставала почти до потолка, и наряжать ее следовало бережно, чтобы она смогла простоять все рождественские праздники. Чтобы ее можно было выдвинуть на середину гостиной, когда вокруг нее будут водить хоровод, а потом задвинуть обратно в угол, дабы освободить место.

Она проверила клинья, вбитые Даниелем в ствол. Потом, одного за другим, взяла бумажных ангелов с блестками на крыльях и головках и влезла на стремянку. Цветные шары, которые Юханнес купил в Трондхейме в первый год, когда они жили в Хавннесе, следовало повесить на виду. Мишура в этом году была новая, потому что котята добрались до старой и попортили ее. Сахарных человечков и пряники, которые предназначались детям, следовало повесить пониже.

Когда дошла очередь до корзиночек, которые она плела вместе с Агнес и Иаковом, пока Юханнес ездит в Стейген на похороны пастора, Сара Сусанне сделала передышку. Ей было жарко, и она вспотела. Почему-то показалось странным, что она осталась жива. Не радостно, как можно было подумать, а именно странно. И эта пустота… Как будто она потеряла много крови при родах. В голове шумело, но, наверное, это было вызвано тем, что она все время то поднималась на стремянку, то спускалась с нее.

Она вставила свечи в блестящие подсвечники и прикрепила их к веткам. Проследила, чтобы они находились подальше от украшений, которые могли вспыхнуть. Она всегда до смерти боялась зажженных свечей.

Венчать елку должно было стеклянное копье, которое вообще-то вешалось под лампой, но кто-то прикрепил к нему металлическую спираль так, что теперь его можно было надевать на макушку елки. К нему прикреплялись маленькие стеклянные «капли», которые должны были отражать свет. Эти «капли» она выпросила дома у матери и привезла их с собой. Когда-то отец купил их в Бергене. Они относились к тем вещам, которые напоминали ей об отце. Они редко видели отца. Арнольдус был почти взрослый, когда отец умер. Он редко вспоминал о нем. Мать прятала воспоминания об отце в своих вздохах. Его лицо превратилось в фотографию, висевшую дома на стенке.

Сара Сусанне помнила, как сидела у него на коленях. Запах соли и табака. Когда отец говорил, у него шевелились ноздри и борода.

– Девочки тоже должны уметь грести. – Ей казалось, что когда-то он произнес эти слова.

Может, потому, что недавно болезненно испытала это на себе?

Голос? Может быть. Какой у отца был голос, низкий? Или она вспомнила голос пастора Йенсена?

* * *

Днем в сочельник в Хавннес приехали фру Линд, сестра Анне София и Арнольдус с женой Эллен. Сара Сусанне не часто общалась с невесткой, постоянно извиняя себя домашними делами. Путь по морю тоже служил хорошим предлогом. В их последнюю встречу она заметила, что Эллен делает круг, чтобы, будто случайно, лишний раз пройти мимо зеркала. И что она постоянно болтает о мелочах, решить которые ничего не стоило. Казалось, будто у Эллен нет собственного мнения и она видит себя только глазами людей. И еще в зеркале.

Сара Сусанне любила, когда Арнольдус приезжал в Хавннес один, без жены. Но на Рождество это было невозможно. И она утешалась тем, что хотя бы увидит брата.

– Смотреть через окно на зажженную елку – это было как откровение! – сияя, воскликнула мать и, опершись на Анне Софию, позволила Юханнесу снять с себя шубу. Анне София была названа в честь матери и до сих пор жила с нею дома. Чему никто из братьев и сестер не завидовал.

У Арнольдуса в бороде был иней, он обнял Сару Сусанне с такой силой, что с бороды посыпались ледяные иголки.

– Я по тебе соскучилась, – сказала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться до него.

– Видишь, чем я теперь занят, – засмеялся он, показывая на маленького Нильса, сидевшего на руках у Эллен. Потом Эллен передала его Анне Софии. Было видно, что малыш привык переходить с рук на руки.

Эллен была невозмутима. Хотя малыш хныкал после долгой поездки и ему хотелось есть. Ее светлые волосы струились по плечам, щеки пылали от мороза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Город женщин

Похожие книги