Сто лет одиночества

С этого момента до двух часов дня, когда он обещал Ребеке, что больше не вспомнит о листке, она, пытаясь его успокоить, пустила в ход все известные ей способы убеждения, и под конец, уже в отчаянии, предложила: чтобы доказать свою невиновность, она исповедуется падре Анхелю в присутствии мужа. Это предложение, столь унизительное для нее, себя оправдало: несмотря на обуревавший его слепой гнев, Роберто Асис не посмел сделать решительный шаг и вынужден был капитулировать.

– Всегда лучше высказать все прямо, — не открывая глаз, сказала она. — Было бы ужасно, если бы ты затаил на меня обиду.

Он вышел и закрыл за собою дверь. В просторном полутемном доме Роберто Асис слышал жужжанье электрического вентилятора, который включила на время сиесты его мать, жившая в доме рядом.

Под сонным взглядом чернокожей кухарки он налил себе стакан лимонада из бутылки, стоявшей в холодильнике. Женщина, окруженная, словно ореолом, какой-то особой, свойственной только ей освежающей прохладой, спросила, не хочет ли он обедать. Он приподнял крышку кастрюли: в кипящей воде лапами вверх плавала черепаха. Впервые в нем не вызвала дрожи мысль, что ее бросили туда живую и что, когда черепаху, сваренную, подадут на стол, сердце ее еще будет биться.

– Я не хочу есть, — сказал он, закрывая кастрюлю. И, уже выходя, добавил: — Сеньора тоже не будет обедать — у нее с утра болит голова.

Оба дома соединялись выложенной зелеными плитками галереей, из которой обозревались общее патио двух домов и огороженный проволокой курятник. В той половине галереи, которая была ближе к дому матери, в ящиках росли яркие цветы, а к карнизу были подвешены птичьи клетки.

С шезлонга его жалобно окликнула семилетняя дочь. На ее щеке отпечатался рисунок холста.

– Уже почти три, — негромко сказал он. И меланхолично добавил: — Просыпайся скорее.

– Мне приснился стеклянный кот, — сказала девочка.

Он невольно вздрогнул.

– Какой?

– Весь из стекла, — ответила дочь, стараясь изобразить в воздухе руками увиденное во сне животное. Как стеклянная птица, но только кот.

Хотя был день и ярко светило солнце, ему показалось вдруг, будто он заблудился в каком-то незнакомом городе.

– Не думай об этом, — пробурчал он, — этот сон пустой.

Тут он увидел в дверях спальни свою мать и почувствовал, что спасен.

– Ты выглядишь лучше, — сказал он ей.

– Лучше день от дня, да только для свалки, — ответила она с горькой гримасой, собирая в узел пышные стального цвета волосы.

Она вышла в галерею и стала менять воду в клетках. Роберто Асис повалился в шезлонг, в котором до этого спала его дочь. Откинувшись назад и заложив руки за голову, он не отрывал взгляда потухших глаз от костлявой женщины в черном, вполголоса разговаривавшей с птицами. Птицы, весело барахтаясь в свежей воде, осыпали брызгами ее лицо. Когда она все кончила и повернулась к нему, Роберто почувствовал неуверенность в себе, которую она всегда вызывала в людях.

– Я думала, ты в горах.

– Не поехал, были дела.

– Теперь не сможешь поехать до понедельника.

По выражению его глаз было видно, что он с нею согласен. Через гостиную прошла вместе с девочкой черная босая служанка — она вела ее в школу.

Вдова Асис, стоя в галерее, проводила их взглядом, а потом снова повернулась к сыну.

– Опять? — озабоченно спросила она.

– Да, только теперь другое, — ответил Роберто.

Он последовал за матерью в ее просторную спальню, где жужжал электрический вентилятор. С видом крайнего изнеможения она рухнула в стоявшую перед вентилятором ветхую качалку с плетением из лиан. На выбеленных известкой стенах висели старые фотографии детей в медных резных рамках. Роберто Асис вытянулся на пышной, почти королевской постели, на которой некоторые из этих детей, включая — в прошлом декабре — и собственного его отца, уже умерли, состарившиеся и грустные.

– Что же? — спросила вдова.

– В моем возрасте следует верить всему, — сказала вдова. И безразлично спросила: — Так что же такое они говорят?

– Что Ребека Исабель не моя дочь.

– У нее нос Асисов, — сказала она.

А потом, подумав о чем-то, рассеянно спросила:

– Кто говорит это?

Роберто Асис грыз ногти.

– Листок наклеили.

Только теперь вдова поняла, что темные круги под глазами у ее сына не от бессонницы.

– Листки не живые люди, — назидательно сказала она.

– Но пишется в них только то, о чем уже говорят, — возразил Роберто, — даже если сам ты этого еще не знаешь.

Она, однако, знала все, что в течение многих лет говорили жители городка об их семье. В доме, полном служанок, приемных дочерей и приживалок всех возрастов, от слухов было невозможно спрятаться даже в спальне. Неугомонные Асисы, основавшие городок еще в те времена, когда сами были всего лишь свинопасами, как магнит притягивали к себе сплетни.

– Не все, что говорят люди, — правда, — сказала она, — даже если ты знаешь, о чем они говорят.

– Все знают, что Росарио Монтеро спала с Пастором, — сказал он. — Его последняя песня была посвящена ей.