Капитану Топлифту пришлось несколько переместить людей: все те, кто должен был подавать снаряды и порох для орудий, были пьяны. К тому времени, когда наше судно было приведено в боевую готовность, и до нас дошел легкий ветер, королевский корвет был уже на расстоянии не более трех миль от нас. К счастью, было совершенно темно, так как в этих широтах не бывает сумерек. Посоветовавшись, какой нам избрать курс, чтобы, если возможно, избежать корвета, мы решили держаться у самого берега и постараться пройти мимо королевского судна незамеченными. Мы знали, что если нас заметят, то мы, без сомнения, будем вынуждены вступить в бой; но если нам удастся пройти незамеченными, то мы могли рассчитывать совершенно уйти.
Мы повернули руль и шли наперерез, рассчитывая пройти под носом у корвета, как вдруг заметили, что «Транссендант» охвачен пожаром; пьяные, вероятно, заронили там огонь прежде, чем вернуться на свое судно. Вскоре зарево пожара осветило залив на громадном пространстве, и мы увидели королевский корвет так же ясно, как днем. Из этого мы заключили, что и на корвете, в свою очередь, также увидели нас. Корвет тотчас же изменил свой курс и пошел прямо на нас. Нам оставалось только принять бой, и экипаж, наполовину пьяный, заявил, что они будут биться, пока шунер не пойдет вместе с ними ко дну.
Через четверть часа корвет подошел к нам совершенно близко, и мы открыли по нему огонь, метя в его мачты и снасти. Я, переодетый, во все время боя продолжал оставаться спокойно в каюте. Спустя несколько минут и корвет открыл по нас огонь. Крики пьяных и стоны раненых сливались наверху в один общий гул, но наш экипаж не прекращал огня и сражался молодецки, несмотря на столь неравные силы.
Спустя некоторое время несколько человек ворвались в каюту; я стоял у двери, ведущей к пороховому складу, и был занят тем, что подавал наверх порох и снаряды, так как это позволяло мне оставаться незамеченным, и люди думали, что я один из них, приставленный сюда для этой работы.
Ворвавшиеся матросы громко кричали:
— Где капитан? Он нам нужен, чтобы руководить боем! Топлифт просто баба; он ничего не смыслит в этом деле!
Я ничего не отвечал, но, повернувшись к ним спиной, продолжал молча подавать наверх порох. В этом платье они не узнали меня и, не найдя в каюте капитана, снова выбежали на палубу. Теперь корвет был уже борт о борт с нашим шунером; он беспощадно посылал в него выстрел за выстрелом, причиняя ему каждый раз серьезные повреждения и пробивая его насквозь во всех направлениях, так что внизу становилось теперь не менее опасно, чем наверху, на палубе. Становилось ясно, что шунер продержится недолго; тем не менее наши люди продолжали стрелять по королевскому судну с большой решимостью и, отрезвленные грозящей им опасностью, теперь как будто остепенились. Но к этому времени чуть не половина экипажа была уже или убита, или ранена, и орудия наши были завалены трупами. Я услыхал в тот момент, когда страшный бортовой огонь неприятеля заставил трещать наше бедное судно, как наверху крикнули: «Подожди стрелять минуту, надо очистить палубу!»
Покидав за борт тела убитых и перерезав снасти, обрушившиеся на палубу и мешавшие движению, пираты снова принялись отвечать неприятелю, хотя бой был, очевидно, совершенно безнадежен. Я не мог не восхищаться мужеством и стойкостью этой жалкой горсточки людей, выказывающих столько мужества. Хотя дальнейшее сопротивление было совершенно бесполезно, они все же предпочитали умереть у своих орудий, чем быть повешенными.
Однако, как-никак, крики наших неутомимых борцов и грохот выстрелов из орудий постепенно начали ослабевать. Неприятельский огонь сметал людей и портил одно за другим наши орудия. Борт шунера был пробит в десятках мест, и вода проникала в него так быстро, что начинала уже подступать к пороховому складу.
В этот момент я услышал крик абордажа и скрип двух судов, тершихся друг о друга, а минуту спустя люди устремились вниз, и один из них побежал прямо к пороховому складу. Это был тот самый рыжий детина, которого я приказал заковать в кандалы в первый день моего пребывания на шунере.
— Идите сюда! — крикнул он остальным. — Мы взорвем и себя, и корвет на воздух! Отправим и их, и себя одновременно к черту на побывку! Эй, ты там, прочь с дороги!
— Назад! — крикнул я.
— Назад? — повторил он и направил свой пистолет на дверь порохового склада.
Одним движением я вскинул вверх его руку, и пистолет, вылетев из его руки, ударился о скрепы потолка каюты в противоположном ее конце.
— Чтоб тебя разорвало! — крикнул он. — Впрочем, у меня есть еще другой! — И он стал вытаскивать из-за пояса другой пистолет, но прежде, чем успел это сделать, я прострелил ему череп выстрелом из пистолета, который держал наготове с взведенным на всякий случай курком.
При этом его товарищи подались назад, а я навел свой второй пистолет на них и сказал:
— Кто сделает шаг вперед, тот мертв, уходите отсюда!