Сто лет и чемодан денег в придачу

В упомянутой главе говорилось о женщине, сотворившей прелюбодеяние. Фарисеи привели ее к Иисусу, дабы поставить его перед дилеммой. Если Иисус скажет, что женщину не следует забить насмерть камням, то, значит, он против самого Моисея и закона Моисеева, как тот изложен в книге «Левит». А если Иисус, наоборот, встанет в этом деле на сторону Моисея, то бросит вызов римлянам, имеющим монопольное право санкционировать смертную казнь. С кем Иисус скорее поссорится — с римлянами или с Моисеем? Фарисеи решили, что приперли Учителя к стенке. Но Иисус был Иисусом, и, немного подумав, ответил так:

— Кто из вас без греха, первый брось на нее камень.

Таким образом Иисус ушел от конфликта как с Моисеем, так и с римлянами, а кроме того и с фарисеями, что стояли перед ним. И в то же время решил вопрос. Фарисеи дунули оттуда один за другим (ведь мужчин, совершенно свободных от греха, в принципе не бывает). Наконец никого не осталось, кроме Иисуса и женщины.

— Женщина, где твои обвинители? Никто не осудил тебя? — спросил Иисус.

Она отвечала:

— Никто, Господи.

И тогда сказал Иисус:

— И я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши.

Полицейское чутье подсказывало комиссару, что без парочки зарытых собак в этом деле не обошлось. Но ведь Карлсон, и Юнсон, и Юнгберг, и другой Юнгберг, и Бьёрклунд, и Ердин со вчерашнего дня объявлены невиновными — этим пижоном Ранелидом! — а кто такой Аронсон, чтобы называть их делинквентами? К тому же компашка там подобралась славная, и — как справедливо заметил Иисус — кто сможет бросить в них первый камень? Аронсон окинул внутренним взором некоторые темные стороны собственной биографии, но главное — со злостью подумал о прокуроре Ранелиде, готовом принести жизнь милейшего Ежика Ердина в жертву своим собственным прокурорским амбициям.

— Нет уж, дудки, Ранелид, давай сам выкручивайся, — сказал комиссар Ёран Аронсон и спустился на лифте к завтраку.

К хлопьям, тостам и вареному яйцу были взяты «Дагенс Нюхетер» и «Свенска Дагбладет», и в обеих газетах в осторожных выражениях сообщалось про фиаско прокурора в деле об исчезнувшем, а в дальнейшем заподозренном в убийстве столетнем мужчине. Впрочем, обе газеты признавали, что им пока известно слишком мало. Столетнего мужчину найти до сих пор не удалось, а прокурор обещал предоставить информацию только во второй половине пятницы.

— Вот-вот, — сказал Аронсон. — Сам заварил, Ранелид, сам и расхлебывай.

И комиссар вызвал такси до Клоккарегорда, куда и прибыл в 09.51, ровно на три минуты раньше прокурора.

В метеорологическом отношении ничто не предвещало столь страстно ожидаемого прокурором Ранелидом направленного удара молнии в Клоккарегорд. Однако было пасмурно, да и прохладно. Так что обитатели усадьбы решили принять гостей в своей просторной кухне.

Накануне вечером группа обсудила альтернативную версию, специально для прокурора Ранелида, и для пущей надежности прорепетировала ее за завтраком. Надо, чтобы перед утренним представлением каждый твердо знал свою роль, с учетом того, что правда всегда почему-то запоминается легче, чем, как в данном случае, ее альтернатива. Плохое вранье может плохо кончиться, так что теперь всем членам группы надо хорошенько собраться. Любые способы заморочить прокурору Ранелиду голову также крайне приветствуются.

— Едрена дьявол, у черта бесы в пекле! — выразила Прекрасная общий градус напряжения, прежде чем в кухню были допущены комиссар Аронсон и прокурор Ранелид.

Встреча с прокурором Ранелидом доставила участникам массу удовольствия. Хотя и не всем.

Проходила она следующим образом.

— Итак, я хотел бы начать с того, чтобы выразить свою искреннюю благодарность за приглашение, — сказал прокурор Ранелид. — И принести извинения от лица… прокуратуры за то, что некоторые из вас были заочно арестованы без всяких на то оснований. А теперь я бы очень хотел узнать, как все было на самом деле, начиная с того, как господин Карлсон вылез через окно интерната для престарелых и вплоть до настоящего момента. Не могли бы вы начать, господин Карлсон?

Аллан ничего против не имел. Ведь сейчас-то и пойдет самая потеха. Он открыл рот и сказал так: