Сто лет безналом

И освободил Зевс из Вечной Бездны Киклопов и Гекантохейров-сторуких. И сковали ему Киклопы громовой перун-молниемет. И силен стал Зевс. И возгорелась Титаномахия — великая борьба титанов и богов, Уранидов с Кронидами. Десять долгих лет длилась эта борьба, и не одолел бы Зевс титанов, если бы не сторукие и молнии киклопов. В глубины Тартара были свергнуты самые могучие из перворожденных титанов-вождей. И поставил над ними новый властитель мира стражами сторуких, чтобы избавить богов от опасной мощи своих союзников. И разделил он с освобожденными братьями власть: Зевс отныне правил на земле, Посейдон — на море, Аид — в потустороннем царстве…

Мифы и легенды древней Греции. Титаномахия.

537 г. нэ

Все может рано или поздно наскучить, даже пресловутая вечная жизнь. Стоячая вода превращается в заросшее осокой и камышом мутное озеро, затем в подернутое ряской болото или зловонную трясину. Скука снедает вся и все, отравляет такое, казалось бы, радужное будущее: без слез и болезней, без немощной старости. Но если плоть не претерпела существенных изменений за бесконечную череду лет, осталась молодой и сильной, то душа уже давно состарилась, устала от однообразия окружающего мира. Обрыдли всевозможные развлечения: войны, пиры, женщины… Жизнь опостылела. Да и как ей не опостылеть, если любой твой каприз исполняется в то же мгновение. Преданные слуги угадывают твои желания, не давая даже раскрыть тебе рта. Надоело даже то, что весь мир лежит у твоих ног, шлет тебе мольбы, называет богом и вседержителем. Они понапридумывали тебе сотни имен, подчас смешных и непонятных, безмерное множество великих деяний от сотворения мира, до Армагеддона. Это тоже наскучило, даже начало раздражать. Очень редко попытки развеять вселенскую скуку давали интересные результаты. Чуть больше тысячелетия назад Зевс решил поэкспериментировать — навязать миру единобожие. Поначалу игра была интересной, и доставляла эгидодержавному массу приятных моментов. Он откровенно забавлялся, когда сорок лет водил людей по пустыне, являл чудеса, заставлял поносить старых богов и прославлять свою новую ипостась. Вскоре и эта игра ему наскучила. И Зевс забросил её, как и многие другие. Каково же было его удивление, когда через несколько столетий он случайно узнал, что вера в единого не сошла на нет (так всегда бывало, если обличенные силой забывали о своих шалостях), а продолжает стремительно развиваться, покоряя все новые племена и народы. Нашелся даже некий мессия, проповедовавший новое учение. В конце-концов он назвался сыном единого, был распят на кресте, где и умер. Чудесное воскресение его из мертвых было признано чудом из чудес. А образ страдальца на кресте стал чудотворным символом новой веры. Кто был этим мессией, Зевсу так и не удалось узнать, хотя он и грешил на своего сына Гермеса. Этот хитрец из хитрецов, вечно покровительствующий плутам и мошенникам всех мастей, был способен и не на такие шалости. На вопросы Зевса Гермес попросту отшучивался, но ничего и не отрицал. А вера продолжала победно двигаться по миру. Зевс уже подумывал, как приспособить её под свои нужды.

— Эгидодержавному наше почтение! — произнес насмешливый молодой голос, отрывая повелителя от мрачных размышлений.

— Мальчишка, — осуждающе произнес Зевс, но в его строгом голосе сквозили нотки теплоты. Он любил своего неугомонного отпрыска, какие бы шалости тот не вытворял. Но возможности немножко приструнить сына он не упускал никогда.

— Тебе сколько лет, сынок?

Гермес хмыкнул и неопределенно пожал плечами:

— Тысяча, две, а может быть три. Я не считал. А какая разница, отец?

— Большая! — Зевс нахмурился, в его глазах проскочили едва заметные грозовые разряды. — Тебе давно пора повзрослеть! Я не могу доверить тебе ни одного серьезного дела!