Обычно Стивен появлялся в своем кабинете ближе к полудню. Как правило, день его начинался с ответов на письма, пришедшие по электронной почте, а также с чтения заинтересовавших его статей, выложенных на сайте
Однако в этот, предположительно последний, день работы над книгой Стивен пожертвовал своим уединением перед обедом, и мы приступили к работе раньше, чем обычно. Приближался полдень, я понимал, что вскоре наступит полуторачасовой перерыв, и поэтому стремился поскорее закончить обсуждение шестой главы. Я хотел, чтобы после обеда мы занялись другими делами. Я боялся, что в противном случае глава «Выбираем нашу Вселенную» полностью поглотит всю нашу послеобеденную вселенную.
Была пятница. Официальный дедлайн наступал в восемь часов вечера по кембриджскому времени. В Нью-Йорке в это время будет три часа дня. Спасибо, что не раньше, хотя и три часа дня мне представлялись странным выбором. Я представил себе старомодный пресс-центр, наподобие того, что нам показывают в фильмах, в котором сгрудились полчища сотрудников издательства, ожидающих до последнего момента от нас важных известий, чтобы потом напечатать миллион копий и немедленно разослать их по газетным киоскам. Конечно, в действительности все происходит совсем по-другому, но ощущения у меня были именно такие.
По просьбе Бет Рашбаум, редактора издательства, среди прочих проблем в нашем последнем обсуждении мы должны были поговорить о том, как нам рассказать о Фейнмане. Бет Рашбаум была нашим Питером Гуззарди и оказывала неоценимую помощь, когда требовался взгляд со стороны – мнение о книге людей, не относящихся к научному сообществу. Поскольку и Стивен, и я были в свое время знакомы с Фейнманом, а его имя неоднократно встречалось в книге при обсуждении важных аспектов, она хотела, чтобы при первом его упоминании мы сказали о нем несколько слов. Я предложил Стивену свой вариант – несколько слов о широком и глубоком влиянии работ Фейнмана во многих областях физики, о его любви к физике вообще, а не только к вызывающим повышенный интерес пограничным исследованиям, которые привлекают большинство ученых его масштаба.
Стивен сделал «отрицательное» выражение лица и начал печатать свое видение этого замечательного человека.
– Давайте скажем так: он был колоритной личностью и любил играть на барабанах бонго в стрип-клубе неподалеку от Калтеха, – сказал Стивен своим компьютерным голосом и улыбнулся.
Должен признаться, Стивен сумел схватить самую суть характера Фейнмана – насколько это возможно сделать в одной фразе. Необычно, но кратко, симпатично и в самую точку – классический образец стиля Стивена. Это можно оформить в виде своеобразного хайку, подумал я:
В книге мы не скупились на сведения о том, в чем заключается смысл фейнмановского подхода к физике; большая часть этих сведений окажется сложной для широкого круга читателей. Поэтому почему бы не снабдить Фейнмана характеристикой, которая обезоружит людей еще до того, как они возьмутся за чтение трудных для понимания мест?
– О’кей, – сказал я. – Давайте так и сделаем.
Так мы и сделали, слегка отредактировав текст.
В этот момент в комнату вошла высокая, крепкая женщина. На вид ей можно было дать почти сорок лет. Это была Диана, бывшая сиделка Стивена. В тот день только ей удалось пройти мимо Юдифи. У нее в руках была «Повесть о двух городах» Диккенса – книга, которую она читала Стивену вслух. Как раз для него, подумал я, потому что лучшие времена всегда тесно переплетались для него с худшими временами в его жизни. Стивен всегда любил книги. Он вырос среди книг, книгами был заполнен весь дом, книги стояли в два ряда в книжных шкафах повсюду. Его родители за столом всегда читали книги, даже когда он приглашал к обеду своих друзей. Их пример оказался для Стивена заразительным.
– Если вы не возражаете, я бы почитала Стивену во время ланча, – сказала Диана.
Любезно, конечно, с ее стороны предупредить меня; но, что бы я ни сказал, она все равно поступит по-своему. По выражению лица Стивена было видно, что он приветствует ее вторжение. Я и не возражал, потому что общаться с ним во время еды все равно было трудно.