Стив Джобс

Он позвонил ей на следующий же день и пригласил на ужин. Она отказалась, потому что у нее был друг, с которым они жили вместе. Через несколько дней Джобс пригласил ее на прогулку в парке неподалеку и вновь предложил поужинать. На этот раз она сказала своему другу, что хочет пойти. Она вела себя очень честно и открыто. После ужина Редсе расплакалась, почувствовав, что спокойной жизни пришел конец. Так и случилось. Через несколько месяцев она переехала в необставленный дом в Вудсайде. «Это была моя первая настоящая любовь, — рассказывал Джобс позднее. — Никто на свете не поймет меня лучше, чем понимала она».

Редсе росла в трудной семье, и Джобс делился с ней переживаниями по поводу своего усыновления. «Мы оба получили много душевных травм еще в детстве, — вспоминала Редсе. — Он говорил, что мы оба с ним плохо подходим для этой жизни, поэтому и подходим друг другу». Они были страстно влюблены и публично это демонстрировали. Сотрудники NeXT отлично помнят их объятия в холле. Столь же горячими бывали и их ссоры, в кинотеатрах или перед гостями в вудсайдском доме. И все же он не переставал восхищаться ее чистотой и естественностью. Здравомыслящая и земная Джоанна Хоффман придерживается своей точки зрения на увлеченность Джобса возвышенной Редсе: «Стива всегда привлекали душевная неустойчивость и невротичность, которые казались ему проявлениями особой духовности».

Когда Джобса в 1985 году выживали из Apple, они с Редсе поехали в Европу залечивать его раны. Как-то вечером, стоя на мосту через Сену, они — скорее романтично, нежели серьезно — обсуждали возможность остаться в Париже, обосноваться там, может быть, навсегда. Редсе мечтала об этом, но Джобсу не хотелось. Он был опустошен, но по-прежнему честолюбив. «Я — отражение моих дел», — сказал он. Она вспоминала эту парижскую историю в имейле, написанном 25 лет спустя, когда их жизненные дороги разошлись, но духовная связь сохранилась:

Мы стояли летом 1985 года на мосту в Париже. Было облачно. Опираясь на каменный парапет, мы смотрели на зеленую воду внизу. Твой мир раскололся и замер, готовый сложиться заново, по тому образцу, который ты изберешь. Мне хотелось сбежать от того, что произошло. Я склоняла тебя начать новую жизнь со мной в Париже, отрешиться от нас прежних и впустить в нас что-то иное. Я хотела, чтобы мы выбрались из мрачной пропасти твоего разрушенного мира и воплотились, новые и безымянные, в простой жизни, где я готовила бы для тебя простую еду и мы проводили бы вместе каждый день — как дети, которые играют просто так, ради самой игры. Мне хочется верить, что и ты представил себе все это, прежде чем с улыбкой ответил: «Что делать? Где я буду работать?» Мне хочется верить, что в тот момент раздумий, пока наше дерзкое будущее не заявило еще на нас свои права, мы и правда прожили вместе ту простую жизнь, вплоть до глубокой и спокойной старости, в окружении стайки внуков, на ферме где-то на юге Франции, и мирно проводили наши дни, теплые и цельные, как ломти свежего хлеба, и наш маленький мир дышал терпением и родством.

Их пятилетние отношения состояли из взлетов и падений. Редсе ненавидела жить в скудно обставленном вудсайдском особняке. Джобс нанял модную молодую пару, которая раньше работала в известном ресторане Chez Panisse, чтобы они следили за его домом и готовили вегетарианскую еду, а Редсе чувствовала себя при них незваным гостем. Она временами уезжала в свою квартиру в Пало-Альто, особенно после бурных ссор с Джобсом. «Пренебрежение — это форма оскорбления», — написала она однажды на стене коридора к их спальне. Она была зачарована им, но и страдала от того, каким он мог быть равнодушным. Позднее она вспоминала, как нестерпимо больно было любить человека, сконцентрированного только на себе. В ее представлении это ад, которого никому не пожелаешь: когда от всей души заботишься о человеке, который ни о ком заботиться не способен.