Стимпанк!

– Дьявол! – выразился Райан. – И этот человек называет себя христианином!

– Я вас туда отведу, – пообещала Фран. – Но и думать не смейте сказать ему, что это я вас навела.

– Все будет в ажуре, дитя мое, – сказал Кайл. – Нафига нам раздоры в семье? Мы просто возьмем, что нам причитается.

Вот так и вышло, что спустя всего какой-нибудь час Фран уже карабкалась обратно по той же самой дороге. Она промочила ноги в реке, но старалась по возможности держаться впереди Кайла и Райана – насколько хватало духу. Чувствовать себя в безопасности, когда они висят прямо у тебя на хвосте, как-то не выходило.

Когда они добрались до дома, Кайл аж присвистнул:

– Занятные руины!

– Погоди, еще увидишь, что внутри, – посулила Фран.

Она обвела их вокруг дома и открыла заднюю дверь.

– Света нет, извиняйте. Электричество то включается, то выключается. Папа обычно носит с собой фонарь. Хотите, пойду принесу.

– Ничего, у нас спички есть, – успокоил ее Райан, – ты постой тут.

– Склад наверху, второй этаж, комната справа. Смотрите под ноги. Он там прямо лабиринт устроил из старых газет и всякого такого.

– Темно, как у черной кошки в утробе в полночь, – сообщил Кайл, ощупью пробираясь через холл. – Вроде я уже у двери. Точно, пахнет прямо тем, что нам надо. Прикинь, на запах иду! Никаких ловушек нету?

– Нет, сэр, – отрапортовала Фран. – Он бы уже двадцать раз сам спалился, если бы попробовал их поставить.

– Можно еще достопримечательности посмотреть, – заметил Райан, посверкивая огоньком сигареты. – Я уже нормально вижу в этой темени.

– Да, сэр, – сказала Фран.

– А сортир тут, на этой помойке где-нибудь есть?

– Наверху, третья дверь налево. Она, если что, малость застревает.

Она подождала, пока он поднимется на самый верх лестницы, и только тогда выскользнула наружу. Даже с улицы было слышно, как Кайл, чертыхаясь, прокладывает себе дорогу через Комнату Королевы. Интересно, что Королева с ним сделает? Насчет Офелии Фран не волновалась абсолютно. Офелия была гостьей, званой и желанной. Да и летний народ ни в жизнь не допустит, чтобы с теми, кто им служит, что-то случилось.

Когда она вышла на веранду, один из них как раз сидел на качелях и строгал палочку острым ножом.

– Добрый вечер, – сказала Фран и чуть-чуть поклонилась.

Летний даже не взглянул на нее. Он был из красивых – таких красивых, что глазам больно смотреть… но и не смотреть ты ведь тоже не можешь. Вот так они тебя и привораживают, подумала Фран. Совсем как дикие звери, когда выхватываешь их из тьмы лучом фонаря. Она наконец сумела отвести от него взгляд и сломя голову кинулась вниз по ступенькам, будто сам дьявол дышал ей в затылок. Когда она остановилась, чтобы оглянуться, он все еще сидел там, улыбаясь и кромсая несчастную палочку.

Добравшись до Нью-Йорка, Фран продала гитару. На остаток папиных двух сотен она купила билет на междугородный автобус и два бургера в дорогу. Гитара принесла еще шестьсот, и эти деньги она потратила на билет в Париж, где познакомилась с мальчиком-ливанцем, который вписывался на заброшенной фабрике. В один прекрасный день она вернулась из отеля, где подпольно работала, и застала его за обыском ее рюкзака. В руках у мальчика было обезьянье яйцо. Он завел его и пустил плясать по грязному полу. Они сидели и смотрели, пока у игрушки не кончился завод.

– Très jolie[14], – сказал он.

Рождество уже несколько дней как прошло, и в волосах у Фран таяли снежинки. Отопления у них на сквоте не было, водопровода тоже. Уже несколько дней ее мучил дикий кашель. Она села поближе к своему мальчику, и когда он снова принялся заводить обезьянье яйцо, она выпростала руку из того, во что куталась, и остановила его.

Она не помнила, чтобы брала с собой игрушку. Возможно, даже и не брала. Помимо летних дворцов у них ведь бывают еще и зимние. То, что она никогда никуда не путешествовала, еще не значит, что они сами не могут заглянуть на огонек.

Через несколько дней ливанец пропал. Возможно, отправился искать места потеплее. Обезьянье яйцо, видимо, отправилось с ним. После этого из напоминаний о доме у нее осталась только палатка, сложенная в кармане, будто грязный носовой платок.

Прошло два года. Убираясь в номерах отелей, Фран частенько запирает дверь, ставит палатку и залезает в нее. Она смотрит из окна на две яблони. И говорит себе, что в один прекрасный день снова вернется домой.

Гарт Никс Мирное время

Старый джентльмен, некогда бывший Великим Техномантом, Всемогущественным Премехаником и Высочайшим из Высших Мастером-Адептом, подрезал в своем саду розы, когда вдруг заслышал с дороги характерное тикток-тикток заводного пружинного велосипеда. Он чрезвычайно удивился, выпрямился и обернулся на звук, впервые за долгие годы вспомнив, что на нем нет ни четырехфутового колпака власти, ни мантии из перфорированных бронзовых карт контроля, когда-то ниспадавшей с его царственных плеч… Двигаться во всем этом было почти невозможно – так, шажок туда, шажок сюда.