Читаем Стиляги. Как это было полностью

Но постепенно социальный состав стиляг становился гораздо более пестрым и далеко вышел за пределы категории “золотой молодежи”. Например, Валентин Тихоненко, один из самых известных ленинградских стиляг и герой нескольких фельетонов, был сыном репрессированного рабочего, во время войны подростком подорвался на мине и потерял руку, что не мешало ему потом лихо гонять по питерским улицам на мотоцикле и модно, даже крикливо одеваться.

В начале пятидесятых стиляги появились во всех крупных – и не только крупных – городах Советского Союза. Стиляжничество было чем-то новым, модным, интересным – в отличие от советской пропаганды, которая только обещала “светлое коммунистическое завтра”, но ничего конкретного не давала. Даже те молодые ребята, кто не слушали джаз и не были “западниками”, старались подражать моде стиляг – тоже носили узкие брюки и мешковатые пиджаки.

Валерий Сафонов:

Поначалу стиляги были детьми благополучных родителей. Из фельетона в “Крокодиле” (имеется в виду “Папина „победа“”, см. раздел “Герои фельетонов и карикатур”. – Г. Л.) следует: дескать, плохо воспитали сына, сын бездельник, тунеядец. Может, оно и было так. Но я к этой категории не относился. У меня отец погиб на фронте, мама одна, работала. И я работал – как закончил школу, сразу начал работать и потом поступил в институт и тоже подрабатывал – грузчиком. Обязательно, без этого просто было невозможно, стипендии не хватало. А таких лоботрясов было много – детей состоятельных родителей. Но я с ними компанию не водил, это был другой мир. Элита тогдашняя.

Валерий Попов:

После войны были бедность, хулиганье, драки. Дрались дом на дом. Почему-то надо было обязательно драться с соседним домом. В кровь. Такая вот вольница всегда была. Стиляжничество – это, видимо, продолжение лиговской шпаны. Еще моховая была шпана – с улицы Моховой. Сейчас это такая элегантная улица, а тогда была шпанская. Моховые с Лиговкой дрались. Были такие улицы, куда просто не пойди. Стиляги не из пустого места появились, всегда были люди, которые против власти. Российская ментальность. Потом еще была колоссальная пьянка инвалидов. В Питере, когда я приехал в сорок шестом году, огромное количество было пивных, и там огромное количество всяких безногих, заглянешь – это ад просто. Накурено, мат, валяются какие-то люди обоссаные, орут, и туда никакая милиция не ходила. Потому что люди с войны пришли, изувеченные. А потом их раз – и вывезли всех на Валаам и дальше. И стало более или менее чисто. Зато стиляги появились. Всегда какая-нибудь “гадость” да появится в России. Идеология не может удержать нашу буйную натуру.

Олег Яцкевич:

После войны был какой-то сумасшедший подъем интереса ко всему западному, а мы тогда еще только начали есть картошку вдоволь. Кое-что уже знали об Америке, потому что у нас шли фильмы трофейные. И начали подражать. Но, как всегда бывает, что-то происходит избыточно, искривленно. Кто-то где-то купил, достал или сделал галстук с попугаями. Пальмы, попугаи, полуодетые девочки. Надел этот галстук, клетчатый пиджак светлый, туфли на толстой подошве и узкие брюки. Узкие брюки – это главный стиляжный элемент. Все – “по-американски”, но значительно превышая американские “нормативы”.

Но что самое смешное, если бы государственное руководство у нас было чуть поумней и не трогали бы этих “попугаев”, никто бы на них не обращал внимания. А тут сказали: “Слушайте, так это ведь измена Родине!” И начали преследовать. Но преследовали не только, например, Валю Тихоненко, у которого был кок на голове, как шлем буквально; самые узкие брюки, и самый яркий галстук, а всех и даже самых скромных комсомольцев, которые единственно, что сделали, – носили брюки двадцать два сантиметра в диаметре. И в этом вся их вина перед государством! При этом “отщепенцы” прекрасно учились, хорошо работали, посещали комсомольские собрания, выходили на демонстрации и все прочие “УРА!!!”. Вечером верноподданный стиляга выходил на Невский, и к нему подлетал комсомольский патруль, девочки с ножницами резали ему брюки или отсекали галстук. Но не у всех же “удавки” с попугаями и с пальмами – поэтому, чуть ярче галстук… и все.

Алексей Козлов:

В советские времена быть не таким, как все, – это было преступлением. Потому что Сталин и его клика создали такую идеологию, чтобы была толпа, масса послушная – все как один. И индивидуалисты считались отщепенцами.

И это я ощутил еще будучи пионером. А потом, когда я узнал, что на Бродвее собираются такие “отщепенцы”, стал ходить туда. И когда начались облавы – где-то в пятьдесят третьем – пятьдесят четвертом году – на вот этих “отщепенцев”, когда придумали дружинников, – тогда я перестал туда ходить.

А почему назывались стилягами? Не потому, что стильно одевались, а потому что на танцплощадках или где-то дома танцевали “стилем”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство