Стиляги. Как это было

Мэлс схватил, жадно просмотрел имена.

– Ну, чува-ак! – в восторге протянул он. – У нас и на костях-то уже ничего не достанешь!.. Черт, проигрыватель в той комнате.

– Успеешь еще, – усмехнулся Фред. – Сам-то все на своем трофейном лабаешь?

– Да где же другой взять.

– Как где? – развел руками Фред. – Там, где, – он запел вполголоса, поводя бедрами, —

Средь трущоб и небоскребов
много реклам,
Американцы ходят и жуют
чуингам, —

пританцовывая, он достал футляр и положил на стол перед Мэлсом, —

Грабят, убивают,
“Чучу” напевают
И бара-бара-барают стильных дам! —

и он жестом фокусника откинул крышку.

Мэлс замер, глядя на новенький, сверкающий сакс. Слов не было, он ударил Фреда в плечо. Тот ответил. Какое-то время они, сдерживая смех, мутузили друг друга через стол. Потом Мэлс бережно взял саксофон, вставил мундштук и пробежал пальцами по клапанам. Сакс ответил сильным чистым звуком.

Тотчас в комнате заплакал ребенок. Они замерли, глядя друг на друга круглыми глазами, потом синхронно обернулись к двери. Полина выглянула из-за двери, укоризненно качнула головой. Они отчаянно замахали руками: больше ни звука!

– Посмотрю на бэбика? – сказал Фред. – Все равно разбудили.

Мэлс поманил его за собой, подкрался к двери, приоткрыл и заглянул в щель. Полина качала сына на руках. Мэлс уступил место Фреду.

Тот посмотрел в комнату, потом перевел глаза на Мэлса.

– Этот? – уточнил он.

– Этот, – подтвердил Мэлс.

Фред снова приник к щели, озадаченно морща лоб. Обернулся к Мэлсу. Потер ладонью подбородок.

– Знаешь, Мэл… – задумчиво сказал он наконец. – Мне кажется, ты слишком часто слушал Чарли Паркера…

Они вернулись за стол.

– Ну, Фред, – Мэлс нетерпеливо потер руки. – Теперь главное! Про Америку. Давай с самого начала!

– Про Америку? – Фред тяжело вздохнул. – Я не хотел тебя расстраивать, Мэл, но у меня тоже неприятные новости…

Тот удивленно посмотрел на него.

– Давай выпьем, чувак! Все легче будет, – Фред разлил виски по стаканам.

Мэлс потянулся чокнуться, но Фред убрал свой стакан.

– Не чокаясь.

– Что, кто-то умер?

– В определенном смысле… – Фред выпил, встал и прошелся по комнате. – Мэл! – трагически сказал он. – Прими этот удар достойно, как мужчина! Не надо рвать волосы, посыпать голову пеплом, бросаться на стены и примитивно бить посуду!

– Ладно, давай, не тяни! – не выдержал Мэлс.

Фред остановился напротив.

– Мэл, я был в Америке… – скорбно начал он. – Я был в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Я проехал пять штатов… Мэл! – заорал он. – Там нет стиляг!!!

Полина, закипая, встала на пороге и уперла руки в пояс.

Они стояли в пивной среди промасленных работяг, с опустевшей наполовину бутылкой виски на столике.

– У моей правоверной единственное достоинство: в десять ноль-ноль она ложится спать, и через пять минут ее можно грузить в багажный вагон, – рассказывал Фред. – А через десять я уже хилял по Бродвею. Я видел ночной Нью-Йорк, Мэл, там не осталось ни одного бара, в котором меня не знают в лицо. Я был во всех джаз-клубах Лос-Анджелеса. Там действительно много стильных чуваков. Вот американский стиль, Мэл, – указал он на свой строгий темно-серый костюм с широченными брюками.

– Да тебя с трех шагов от жлоба не отличишь!

– Ты что? – обиделся Фред. – А качество? Ты пощупай! А лейбл? – он распахнул пиджак и показал этикетку. – Важно не то, что снаружи, а что на подкладке. Чем свободее человек, тем проще он одет. А если нас вот таких, – указал он на Мэлса, – пустить на Бродвей – настоящий Бродвей, – нас через два квартала забрали бы в психушку. Да что Бродвей! – махнул он. – В провинциальной колхозной Оклахомщине, где живут ковбои, которые, оказывается, не бравые парни с кольтами, а обыкновенные пастухи с навозом на сапогах, – даже в поганой Оклахоме на нас смотрели бы как на папуасов с острова Джумба-Юмба в юбочке из банановых листьев!.. Понимаешь, Мэл, мы хотели жить, как в Америке, быть свободными, как в Америке, танцевать, как в Америке, одеваться, как в Америке, и ради этого были готовы на все: нас гоняли, стригли, исключали, сажали. А оказывается, мы были просто домотканой, местного пошива пародией на американцев… В Америке нет стиляг, Мэл…

– Фред! – отчаянно сказал Мэлс. – Но мы же – есть!..

Полина гладила детские вещи. Настольная лампа была завешена пеленкой, чтобы свет не падал на кроватку. Вошел Мэлс, уже одетый, взбодрил кок перед зеркалом, взял футляр с саксофоном.

– Ты куда?

– Как куда? – удивился он. – Вечер в парке Горького, я же говорил…

Она снова опустила голову и с силой провела утюгом вперед и назад.

– Ты подал заявление в институт?

– Нет.

– Почему? Ты что, собираешься всю жизнь лепить своих уродов и дудеть на саксе? – вдруг зло крикнула она. – Мэл, посмотри вокруг! Все живут как нормальные люди! Поиграли, перебесились, только у тебя одного детство в голове застряло!..

Мэлс остановился, растерянно глядя на нее. Полина осеклась на полуслове, торопливо подошла, обняла его: