Опять столицу промывает дождь, отвратно на душе, и небо серо, похмельная снедает тело дрожь, азарт упал до нижнего предела. Я скис, как пожилое молоко. Одряб, как яблоко, оббитое о землю. И мысли об искусстве далеко да я им, собственно, почти не внемлю. Мне только б продержаться пару дней, вдруг среди туч покажется светило; пусть будет голодней и холодней, но только б вдохновенье накатило. Я простоквашу чувств хочу отжать и спрессовать хотя б таблетку сыра... Опять непредсказуема, как блядь, погода, и в ботинках тоже сыро. Вот так всегда. Великая страна найти не может в гражданах опоры. И на Кавказе вялая война, и на Балканах клацают затворы. Писатель Эдичка, влюбленный в автомат, стреляет по врагам, как будто в тире; его коллега, "маленький де Сад", с досады стены пачкает в сортире. Мой тезка, он, конечно, преуспел и многое переиздал с избытком, но будет на него прострел - пострел ужо поплачет и походит жидко. Однообразно с осенью, как раз, чтобы в столетье эдак XXIII-м его переиздали в сотый раз и не читали даже в школе дети. Мой ритм напомнил про виолончель, гудящую, как ель, и то - как скрипки навроде птиц за тридевять земель спешат, от канифоли знойной липки. Прибавил дождь, но все-таки как встарь неподалеку женщина смеялась, и в кожу также вкраплен был янтарь... Когда б внутри погода не сменялась, тогда была бы точно благодать и солнечно любое время года, а я б не напивался вдругорядь, страшась неотвратимого исхода.
11 октября
ЯНВАРСКАЯ ЭПИСТОЛА
Е.В.
Витковский, впрямь ты весь горишь, когда о прошлом говоришь, и щедр, как будто нувориш,
делясь прочтенным.
Москва ль за окнами, Париж...
Что нам, бессонным?
Йейтс, Фергюсон, Китс и Вийон всегда легко берут в полон, мы тараторим в унисон,
почти всезнайки; отвесивши полупоклон
всем без утайки.
Вот и сегодня я примчал, в руке зажав оригинал, чтобы потом его читал
хват и любитель; тащил бы томик под финал
в свою обитель.
Наслушавшись твоих рулад, и я принять участье рад, придвинь-ка инструментик, брат,
я дуну тоже, чтоб от мелодий в аккурат
мороз по коже.
Кто дует в чертову трубу, едва ль окажется в гробу, не даст он дуба на дубу,
ушиблен в темя
На имя наложить табу
не сможет время.
3 января
АПОЛОГИЯ