Прошло семь дней. Повеял легкий ветер,Поляны посветлели. Встало солнце,И отдохнуть они решили. Вскрыли Бочонки с водкой, выпрягли быков.И к ночи часть зарезали. Когда жеПрохладно стало, нарубили ветокВ болоте, жестких, толщиною в руку.Потом глотали, на закате, мясо,И запивали водкою, и пели.А ночь была свежа и зелена.Охрипнув, вдоволь водки наглотавшись.С холодным взором, в звезды устремленным,Они заснули в полночь у костра.И спали крепко, но под утро слышалИной из них сквозь сон мычанье бычье.Они проснулись в полусне — в лесу.Отяжелев, со взором остеклелым,Они встают, кряхтя, и в изумленьеНад головами видят свод из сучьев,Сплетенных тесно, листьями покрытыхИ мелкими, пахучими цветами.И начинает свод уже давитьИ, кажется, густеет. Душно. СолнцаНе видно, неба тоже не видать.— Где топоры? — взревел начальник дико.Их не было. Они лежали дальше,Там, где быки мычали. Спотыкаясь,Проклятья изрыгая, рвутся людиСквозь поросль, обступившую стеной.Руками ослабевшими, рыча,Кустарник рвут, — а он слегка дрожит,Как будто бы колеблем легким ветром.Два-три часа бесплодно потрудившись,Они угрюмо приникают лбами,Блестящими от пота, к жестким сучьям.А сучья разрастаются, теснее Сплетаясь.Позже, к вечеру, которыйБыл темен, — листья сверху разрослись, —Они сидят, как обезьяны в клетке,В молчании, и голод их томит.В ночь гуще стала поросль. Но, должно быть,Взошла луна. Светло довольно было.Они друг друга видели еще.Лишь к утру лес разросся так, что большеОни уж ничего не различали.Днем раздалось в лесу как будто пенье,Но глухо. Перекличка, может быть.Потом затихло. И быки молчали.Под утро словно долетел до слухаИх рев, но издалека. А потомИ вовсе стало тихо. Не спеша,При легком ветре, под лучами солнца,Лес поглотил в короткий срок луга.