С тех пор, как в чашу смерти Иисус,Незваных ради, привлеченных шумом,Бессмертье положил своей души,Уж миновало много сотен лет.Сегодня он спустился ненадолгоИз вечного жилища в бренный мирИ увидал порок, что ранил прежде:Надменный дротик и кинжал лукавый,Свирепая изогнутая сабля.Сегодня быстро лезвия их точатОб камень, прочь отбрасывая искры,На фабриках огромных, полных дыма.И самая ужасная стрелаВ руках убийц недавно засверкала,И жрец на ней свое поставил имя -Ногтями на железе нацарапал.Тогда Христос прижал к груди ладони,Он понял: нет конца мгновеньям смерти,Кует наука много новых копий,Они ему вонзаются в суставы,И люди, что тогда его убили,Безмолвно притаясь во мраке храма,Сегодня вновь во множестве родились.С амвона слышен голос их молитвы,И так они бойцов-убийц сзывают,Крича им: «Убивайте! Убивайте!»Сын человеческий воскликнул в небо:«О боже правый! Бог людей, скажи мне,Почто, почто оставил ты меня?»
Паломничество
1Как долго длится ночь?Ответа нет.Во мгле веков слепое время кружит.Неведом путь, дорога неизвестна.И у подножья гор такая тьма,Словно в глазницах мертвого ракшаса [89],И груды облаков закрыли небо,И чернота в пещерах и лощинах,Как будто ночь разорвана на части.На горизонте огненное буйство.Быть может, это око злой планеты?Иль голода предвечного язык?Кругом предметы – словно бред тифозный,Зарывшиеся в пыль остатки жизни:То мощная разрушенная арка,То мост забытый над рекой безводной,Алтарь в змеиных норах, храм без богаИ лестница, что в пустоту ведет.Вдруг в воздухе раздался грозный гул.То ль рев воды, брега ущелья рвущей?Иль мантра к Шиве, что шадхок [90] бормочет,В бездумной пляске бешено кружась?Иль гибнет лес, охваченный пожаром?И в этом реве тайный ручеекНеясные сквозь шум приносит звуки;И он – поток той лавы, что вулканомИзвергнута; в нем низкая молва,И шепот зависти, и резкий смех.А люди там – истории листки,Снуют туда-сюда.От факельного света и от тениТатуировка ужаса на лицах.Вдруг, беспричинным схвачен подозреньем,Безумец бьет соседа своего;И тут и там уже бушует ссора,И женщина какая-то рыдаетИ шепчет: «Наш несчастный сын погиб».И, в сладострастье утонув, другаяБормочет: «Все на этом свете – вздор».2