Ходит ветер избочасьВдоль Невы широкой,Снегом стелет калачиБабы кривобокой.Бьется весело в гранит,Вихри завиваетИ, метелицей гудя,Плачет да рыдает.Под мостами свищет онИ несет с разбегаБелогрудые холмыМолодого снега.Под дровнишки мужикаВсе ухабы сует,Кляче в старые бокаБезотвязно дует.Он за валом крепостнымВоет жалким воемНа соборные часыС их печальным боем:Много близких голосовСлышно в песнях ваших,Сказок муромских лесов,Песен дедов наших!Ходит ветер избочасьВдоль Невы широкой,Снегом стелет калачиБабы кривобокой.«Ночь. Темно. Глаза открыты…»
Ночь. Темно. Глаза открыты,И не видят, но глядят;Слышу, жаркие ланитыТонким бархатом скользят.Мягкий волос, набегая,На лице моем лежит,Грудь, тревожная, нагая,У груди моей дрожит.Недошептанные речи,Замиранье жадных рук,Холодеющие плечи…И часов тяжелый стук.Думы
«Да, я устал, устал, и сердце стеснено…»
Да, я устал, устал, и сердце стеснено!О, если б кончить как-нибудь скорее!Актер, актер… Как глупо, как смешно!И что ни день, то хуже и смешнее!И так меня мучительно гнетутИ мыслей чад, и жажда снов прошедших,И одиночество… Спроси у сумасшедших,Спроси у них — они меня поймут!«Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед…»
Да, нет сомненья в том, что жизнь идет впередИ то, что сделано, то сделать было нужно.Шумит, работает, надеется народ;Их мелочь радует, им помнить недосужно…А все же холодно и пусто так кругом,И жизнь свершается каким-то смутным сном,И чуется сквозь шум великого движеньяКакой-то мертвый гнет большого запустенья;Пугает вечный шум безумной толчеиУспехов гибнущих, ненужных начинанийЛюдей, ошибшихся в избрании призваний,Существ, исчезнувших, как на реке струи…Но не обманчиво ль то чувство запустенья?Быть может, устают, как люди, поколенья,И жизнь молчит тогда в каком-то забытьи.Она, родильница, встречает боль слезамиИ ловит бледными, холодными губамиЖивого воздуха ленивые струи,Чтобы, заслышав крик рожденного созданья,Вздохнуть и позабыть все, все свои страданья!Невменяемость