Стихотворения и проза

Увядал цветок больной…

И всё ждал он, увядая, -

Тучка вот придет другая…

Но уж не было другой.

<1858>

ПЕСНЯ

Тихо всё, глядится месяц

В воды зыбкие реки;

За рекою слышны песни

И мелькают огоньки.

Отчего так сердцу больноe

Дней ли прошлых стало жаль,

Иль грядущего пугает

Неразгаданная дальe

Отчего в груди томленьеe

И туманит взор слезаe

Или снова надо мною

Собирается грозаe

Вот сокрылся месяц в тучи,

Огоньков уж не видать;

Стихли песни… Скоро ль, сердце,

Перестанешь ты страдатьe

<1858>

Много злых и глупых шуток,

Много злых и глупых шуток,

Жизнь, играла ты со мной,

И стою на перепутье

Я с поникшей головой.

Сердца лучшие порывы

И любимые мечты

Осмеяла беспощадно,

В пух и прах разбила ты.

Подстрекнула ты лукаво

На неравный бой меня,

И в бою том я потратил

Много страсти и огня.

Только людям на потеху

Скоро выбился из сил;

И осталось мне сознанье,

Что я немощен и хил.

Что ж! Пойду дорогой торной,

Думал я, толпе вослед,

Скромен, тих, благонамерен,

Бросив юношеский бред.

Что за гладкая дорога!

Камни здесь не режут ног.

Если б шел по ней я прежде,

Я бы так не изнемог.

Да и цель гораздо ближе;

Пристань мирная в виду…

Сколько там я наслаждений

Неизведанных найду!

Но увы! пришлось недолго

К этой цели мне идти,

И опять я очутился

На проселочном пути.

А виной всё эти грезы,

Эти сны поры былой…

Безотвязные, со мною

Шли они рука с рукой.

И манили всё куда-то,

И шептали что-то мне,

Милых образов так много

Показали в стороне.

Им навстречу устремился

Я, исполнен новых сил:

Шел по терниям колючим,

В бездны мрачные сходил.

И уж думал — подхожу я

К милым призракам моим,

Но напрасно, утомленный,

Простирал я руки к ним.

Отдалялись, улетали

Дорогие от меня…

И внезапно на распутье

Ночью был застигнут я.

Долго ль ночь моя продлится

И что ждет меня за ней,

Я не знаю; знаю только,

Что тоска в душе моей.

Но не торная дорога,

Рано брошенная мной,

Пробуждает сожаленье

В этот миг в душе больной.

Жаль мне призраков любимых,

Жаль роскошных ярких грез,

Что так рано день, сокрывшись,

На лучах своих унес!

<1858>

Дети века все больные, -

Дети века все больные, -

Мне повсюду говорят, -

Ходят бледные, худые,

С жизнью всё у них разлад.

Нет! Напрасно стариками

Оклеветан бедный век;

Посмотрите: перед вами

Современный человек.

Щеки словно как с морозу,

Так румянцем и горят;

Как прилична эта поза,

Как спокоен этот взгляд.

Вы порывов увлеченья

Не заметите за ним;

Но как полон уваженья

Он к достоинствам своим.

Все вопросы разрешает

Он легко, без дальних дум;

Не тревожит, не смущает

Никогда сомненье ум.

И насмешкой острой, милой

Как умеет он кольнуть

Недовольных, что уныло

На житейский смотрят путь,

Предрассудки ненавидят,

Всё твердят про идеал

И лишь зло и гибель видят

В том, что благом мир признал.

Свет приятным разговором

И умом его пленен;

Восклицают дамы хором:

"Как он мил! как он умен!"

Нет! Напрасно старость взводит

Клевету на бедный век:

Жизнь блаженствуя проводит

Современный человек!

<1858>

Когда мне встретится истерзанный борьбою,

Когда мне встретится истерзанный борьбою,

Под гнетом опыта поникший человек;

И речью горькой он, насмешливой и злою

Позору предает во лжи погрязший век;

И вера в род людской в груди его угасла,

И дух, что некогда был полон мощных сил,

Подобно ночнику, потухшему без масла,

Без веры и любви стал немощен и хил;

И правды луч, сверкающий за далью

Грядущих дней, очам его незрим, -

Как больно мне! Глубокою печалью

При встрече той бываю я томим.

И говорю тогда: явись, явись к нам снова,

Господь, в наш бедный мир, где горе и разлад;

Да прозвучит еще божественное слово

И к жизни воззовет твоих отпадших чад!

<1858>

МОЙ ЗНАКОМЫЙ

Он беден был. (Его отец

В гусарах век служил,

Любил танцовщиц и вконец

Именье разорил.)

И ярый был он либерал:

Все слабости людей

Он энергически карал,

Хоть не писал статей.

Не мог терпеть он спину гнуть,

Любил он бедный класс,

Любил помещиков кольнуть

Сатирой злой подчас.

И Жоржем Зандом и Леру

Был страстно увлечен,

Мужей он поучал добру,

Развить старался жен.

Когда же друга моего

Толкнула в глушь судьба,

Он думал — закалит его

С невежеством борьба.

Всех лихоимцев, подлецов

Мечтал он быть грозой;

И за права сирот и вдов

Клялся стоять горой.

Но, ах! грядущее от нас

Густой скрывает мрак;

Не думал он, что близок час

Вступить в законный брак.

Хоть предавал проклятью он

Пустой, бездушный свет,

Но был в губернии пленен

Девицей в тридцать лет.

Она была иных идей…

Ей не был Занд знаком,

Но дали триста душ за ней

И трехэтажный дом.

Женился он, ему пришлась

По сердцу жизнь сам-друг…

Жена ввела его тотчас

В губернский высший круг.

И стал обеды он давать,

И почитал за честь,

Когда к нему съезжалась знать,

Чтоб хорошо поесть.

И если в дом к нему порой

Являлся генерал,

Его, от счастья сам не свой,

Он на крыльце встречал.

Жена крутой имела нрав;

А дом и триста душ

Давали ей так много прав…

И покорился муж.

Хоть иногда еще карал

Он зло в кругу друзей,

Но снисходительней взирал

На слабости людей.

Хоть не утратил он вполне

Могучий слова дар,

Но как-то стынул при жене

Его душевный жар.

Бывало, только заведет

О крепостных он спор,

Глядишь, и зажимает рот

Ему супруги взор.

И встретил я его потом

В губернии другой;